Выбрать главу

— Поезжайте в Вест Энд, — приказала я.

Я вытерла слезы и принялась пудриться. Потом я сняла шляпку и, откинувшись на сиденье, прикрыла глаза.

Какой же я была дурой! Самой настоящей идиоткой! Это послужит мне уроком, чтобы я не давала волю своему воображению. Слава Богу, что я ничего не сказала Филиппу, — ведь теперь я ясно видела, насколько бредовы были мои идеи. Простое сходство голосов — вот единственный довод, который мог бы поддержать мою теорию. Три строчки, которые я совершенно неожиданно для себя прочитала вслух, не имели никакого значения. Мне стало страшно стыдно, и я готова была еще раз поклясться себе держать в узде свое воображение. Я надеялась, что по ночам буду спокойно спать, а не пытаться разрешить проблемы, которые существовали только в моем воспаленном сознании.

Я попросила шофера остановиться возле чайной на Бейкер-стрит. Расплатившись, я направилась в кафе и заставила себя поесть: яйца-пашот, салат, рогалики с маслом и кофе. После этого я провела довольно много времени в дамской комнате, где пыталась привести себя в порядок. Я умылась, с помощью помады и пудры ликвидировала последние следы своего эмоционального взрыва и надела шляпку.

Было уже три часа. Я направилась по Бейкер-стрит, миновала Портман-сквер и вышла на Парк-Лейн. Часы на башне пробили четверть четвертого, когда я подошла к дому Филиппа.

Он ждал меня внизу, в библиотеке.

— У меня плохие известия, Лин, — сказал он.

— В чем дело? — спросила я.

— Моя тетка, — объяснил он, — которую я не видел уже тысячу лет, потребовала, чтобы мы пришли к ней сегодня на прием. Я попробовал отказаться, но безрезультатно. Она так настаивала, а я не смог придумать никакой отговорки. Пришлось согласиться. Ты простишь меня?

— Конечно, — ответила я.

В какой-то мере это известие обрадовало меня. У меня не было настроения оставаться наедине с Филиппом. Наш разговор мог бы принять личностный характер, а я к этому была неготова.

— Знаешь, — обратился он ко мне, когда мы садились в машину, — у меня складывается впечатление, что ты с каждым днем все сильнее отдаляешься от меня. Я вижу тебя в редкие минуты, когда отвожу тебя домой после приема.

Его слова прозвучали для меня как комплимент.

— Не беспокойся, — весело проговорила я. — В скором времени я буду полностью в твоем распоряжении.

— Мне это кажется маловероятным, — сказал он. — Ты боишься?

Я покачала головой.

— У меня такое чувство, — ответила я, — что у нас не получится так уж много видеть друг друга. Ты будешь занят на работе, а у меня, если верить предостережениям твоих родственников, совсем не будет свободного времени.

— Бедная Лин! — промолвил он. — Ты уверена, что у тебя не возникнет желания сбежать, пока не поздно, вернуться в Мейсфилд и проводить все дни в мечтаниях, сидя в саду?

— Я уже давно перестала мечтать, — не задумываясь резко ответила я.

Он поднял брови.

— С каких это пор? — удивился он.

— Как приехала в Лондон, — ответила я. — Я обещала маме, что не дам своему воображению возобладать над здравым смыслом. Это долгая история, мне стыдно рассказывать ее, но мне все же удалось избавиться от своего недостатка.

— А мне нравится твое воображение, — сказал Филипп. — Не будь так жестока по отношению к этому потрясающему качеству.

— Я и не предполагала, что ты знаешь о его существовании, — удивленно воскликнула я.

— Любой после непродолжительного общения с тобой, — ответил он, — понял бы, что тебе открыт доступ в сферы, недоступные простому смертному.

Его замечание настолько изумило меня, что я не удержалась и посмотрела на него.

— Ты издеваешься надо мной? — спросила я.

— Нет, даже не думаю, — сказал он. — Какая же ты смешная, Лин. Ты проявляешь чудеса проницательности, когда дело касается других людей, и удивляешься, когда окружающие подмечают что-то в тебе самой.

— Наверное, дело в том, что я привыкла к тому, что меня не замечают, — потупив глаза, промолвила я.

Меня охватило неудержимое желание взять его за руку, рассказать, что он думает обо мне. Но я испугалась — испугалась услышать ледяные нотки в его голосе, увидеть маску отчужденности на его лице. “Осторожнее, — приказала я себе. — Ты начинаешь нравиться ему, он заинтересовался тобой. Ради Бога, не спеши, ты можешь спугнуть его!”

Через мгновение мы уже болтали о совершенно посторонних вещах. Вскоре мы подъехали к дому, где устраивался прием.