— Как вы сюда попали? — сразу спросил Бэйнс. Трудно было определить, кому он задает вопрос, и, поскольку отец Доменико раздумывал, стоит ли рассказывать о левитации, и если да, то как, Терон Уэр сказал:
— Такие тривиальные вопросы не имеют значения в данных обстоятельствах, доктор Бэйнс. Мы здесь — вот что главное, и, насколько я понимаю, все находимся под некой магической защитой. Отсюда возникает вопрос: чего от нас ожидают те, кто оказывает нам покровительство? Святой отец, могу я спросить о ваших намерениях?
— Ничто не мешает вам спрашивать, — ответил отец Доменико. — Но вы не тот человек, которому я бы дал ответ.
— Ну а я скажу вам, каковы мои намерения, — заявил Бэйнс. — Мои намерения — забраться в самое глубокое убежище Денвера и переждать там, пока все это развеется, если такое вообще возможно. Одно из важнейших правил военного бизнеса — держаться подальше от поля боя. Но мои намерения не имеют ничего общего с тем, что происходит на самом деле. Козел Саббата приказал мне прийти сюда — и вот я здесь.
— Вот как? — заинтересовался Уэр. — Он, наконец, пришел за вами?
— Нет, это я должен идти к нему. Он появился на телеэкране в Денвере и приказал мне. О Джеке даже речи не было, я сам взял его с собой, и демон не возражал.
— Вот уж спасибо, — беззлобно проворчал Джек. — Чего я не переношу, так это пешеходных прогулок, особенно вертикальных.
— А из вас двоих кто-нибудь видел его? — спросил Бэйнс.
Отец Доменико упорно продолжал хранить молчание, но Уэр сказал:
— Пута Сатанахию? Я не видел. И сомневаюсь, что увижу теперь. Судя по всему, я нахожусь под защитой другого духа, хотя и подчиненного Козлу, — такая неразбериха характерна для демонов, но в данном случае, мне кажется, не обошлось без прямого вмешательства Сатаны.
— Козел приказал мне прийти сюда именем «Нашего Великого Отца внизу», — заметил Бэйнс — Если он интересуется мной, то вами тем более. Но каковы были ваши намерения?
— Сначала я думал, что могу попытаться сыграть роль посредника или, по крайней мере, ходатая в мирных переговорах — так же, как вы в Денвере. Но теперь уже поздно, и я так же, как и вы, понятия не имею, почему здесь нахожусь. Могу сказать только одно: какой бы ни была причина, надеяться тут не на что.
— Пока мы живы, живет и надежда, — неожиданно заявил отец Доменико.
Черный маг показал на ужасный город, к которому они помимо своей воли все это время шли.
— Мы видим Дис, значит, мы уже миновали обитель бесполезных. Все грехи Леонарда, грехи невоздержанности, остались позади, следовательно, позади и врата, на которых начертано: «Забудь надежду всяк, сюда входящий».
— Мы живы, — возразил отец Доменико, — и я решительно отрекаюсь от тех грехов.
— Вы не можете этого сделать, — голос Уэра начал постепенно повышаться. — Послушайте, святой отец, ситуация, в которую мы попали, весьма загадочна, и будущее наше неопределенно. Неужели мы не можем обменяться той небольшой информацией, которую имеем? Одно то, что мы находимся здесь все вместе, очевидно, символично и неизбежно, и вы как карцист белой магии должны знать это лучше всех. Если рассмотреть круги Верхнего Ада по порядку: Гиизберг — почти типичный пример одержимого похотью; я продал душу ради неограниченного знания, что, в конечном счете, всего лишь разновидность алчности; достаточно взглянуть на сие поле брани — и вы убедитесь, что доктор Бэйнс главным образом орудие гнева.
— Вы пропустили Четвертый Круг, — заметил отец Доменико, — с очевидной дидактической целью, но напрасно вы думаете, что я извлек мораль из ваших самонадеянных слов.
— Будто бы? Разве не было главной задачей белой магии отыскание сокровищ? А монашеская жизнь, избегающая соблазнов, дел и обязанностей мира ради блага собственной души, разве не великолепный образец скупости? Столь вопиющий грех не может умалить даже канонизация. Мне вполне достоверно известно, что все первые святые отправились прямо в ад и даже из простых монахов такой участи избежали лишь немногие вроде Матье Парижского и Роджера Вензоверского, которые также занимались полезной мирской деятельностью.
— И что бы там ни думали ваши полоумные друзья в Монте Альбано, на самом деле нет никакого высшего разрешения белой магии, потому что нет такой вещи, как белая магия. Она вся черная, черная, черная, как пиковый туз, и вы погубили свою бессмертную душу, занимаясь магией, даже не ради собственного блага, а по поручению других: что же это, как не расточительство, наряду со скупостью? Вспомните, наконец, еще одно, святой отец: почему в последнюю минуту Черной Пасхи у вас в руках взорвалось распятие? Не потому ли, что вы попытались воспользоваться им в личных целях? Разве оно не символизирует подчинение Высшей Воле? Вы же пытались использовать его — символ смирения перед лицом смерти — ради спасения своей собственной ничтожной жизни. Да, отец Доменико, я думаю, настало время нам всем быть откровенными друг с другом, потому что вы такой же, как и мы!