Повернувшись, Ваэлин увидел, что в центре Императорской стены больше нет борьбы. Имперские контингенты оставались на своих местах по обе стороны, но развевающиеся знамена за краем стены в центре говорили о продолжающейся ожесточенной борьбе внутри страны. С кораблей у основания стены поднимались Искупленные и Шталхаст. Хотя их штурму удалось закрепиться на суше, без немедленного подкрепления они, несомненно, были обречены. Однако его уверенность испарилась, когда черная песня вновь зазвучала. Силы ее резкого, пронзительного звучания, сочетающего в себе предупреждение и узнавание Тьмы, хватило, чтобы заставить его пошатнуться. Ваэлин стиснул зубы, издав непроизвольный рык осознания. Он нашел еще одного Одаренного. Под узнаванием он услышал более глубокую ноту предупреждения - фирменную мелодию, хорошо знакомую ему с тех времен, когда он владел более чистой песней; кто-то, кого он любил, был в опасности.
"Дядя?"
По тревожной настороженности на лице Эллеси он понял, что она опасается повторения того, что видела в битве за дюны. "Мне нужно перебраться через стену, - сказал он ей. "Пусть они от меня отвяжутся".
Не дожидаясь ответа, он спрыгнул с платформы и взобрался на левый поручень. Он смотрел, как масса перекрывающихся и частично разрушенных палуб приближается, а черная песня все нарастала. Она сжигала все остатки защиты, созданной Шерин, но почему-то на этот раз не смогла захватить его целиком. Мир вокруг него оставался реальным и узнаваемым, хотя и воспринимался теперь с нетерпеливой, голодной отстраненностью.
"Ваэлин?"
Оглянувшись через плечо, он увидел, что в нескольких шагах от него остановился Нортах, лицо которого было куда более озабоченным, чем у Эллеси несколькими минутами ранее. Песня издала слабую, рассеянную трель веселого презрения, предположительно больше заинтересованная в предстоящих удовольствиях, чем в беспокойстве брата, и Ваэлин смог найти в себе силы заговорить. "Помни о своем обещании", - сказал он, прежде чем перемахнуть через борт.
ГЛАВА 29
Искупленные пытались преградить ему путь, пока он бежал по плотному полю сжатых палуб. Большинство из них были ранены, кровь струилась из порезов и впившихся арбалетных болтов, но все же они находили в себе силы встать на его пути. Он убивал их всех, почти не останавливаясь, пока меч сметал их, направляемый ликующим ревом черной песни, который нарастал с каждой смертью. Он смутно осознавал, что за его спиной раздается топот ног - вероятно, Нортах и Алум надеялись спасти его от безнадежного нападения. В глубине его сознания зародилось опасение, что Нортах может представлять собой какое-то препятствие, возможно, даже угрозу, но, увлекшись песней, он не мог вспомнить, почему, и даже если это имело значение.
На его пути возникла группа Искупленных. Их возглавляла Шталхаст, половина лица которой представляла собой обугленные руины, но мучения, которые она испытывала, не ослабляли силы, с которой она размахивала саблей. Сабля отскочила от его меча, орденский клинок взметнулся вверх, парируя удар, а затем опустился вниз, чтобы рассечь Шталхасту шею. Однако одна из стрел Эллеси пролетела мимо его уха и вонзилась в оставшийся глаз женщины прежде, чем он успел нанести удар. Он ринулся вперед, прорубая себе путь сквозь Искупленных, нанося мечом удары, уворачиваясь от их неуклюжих ударов, и оставляя их истекать кровью и умирать на своем пути.
Достигнув основания лестницы, он обнаружил Искупленного, из плеч которого торчало не менее четырех арбалетных болтов, а между стиснутых зубов сочилась кровь, когда тот пытался вскарабкаться на первую ступеньку. Ваэлин отрубил ему руки и отшвырнул в сторону, вскарабкался по лестнице наверх и увидел, что земля за стеной превратилась в сплошной хаос.
Шталхаст и Искупленные сражались поодиночке или небольшими группами с солдатами Янтарного полка и множеством сехтаку и имперских войск. Они спотыкались о ковер из трупов, многие из которых явно были близки к изнеможению. Некоторые перекатывались по трупам, царапая и раздирая друг друга. За хаотичным побоищем он увидел, что в грубом кустарнике в сотне шагов от стены развернулось более упорядоченное сражение. Плотная когорта Шталхастов бросилась на непреклонный барьер Янтарных полков, выстроенных в три шеренги. Еще один контингент Имперского воинства сформировался справа, чтобы сдержать бешеный натиск Искупленных; Ваэлин видел, как над их менее стройными, но все же решительными рядами развевалось личное знамя императора. Совсем другая картина наблюдалась слева от Янтарных полков, где Искупленные и Шталхаст выходили на открытую местность, сдерживаемые лишь несколькими отрядами новобранцев, и предупреждающая нота черной песни звучала при этом громче всего.
Он приостановился, чтобы перерезать шею Шталхасту, разбившему голову солдата о стену, а затем пустился вперед ровным шагом. Песня разбудила в нем жажду крови, желая бросить его в самую гущу ближайшей схватки, но предупреждение и знание того, что впереди ждет нечто темное, позволили ему не поддаться. Он обходил дерущихся, перепрыгивал через бьющихся на земле воинов и убивал всех Искупленных, пытавшихся помешать ему.
Когда он взобрался на невысокий холм, шум битвы уменьшился, и на равнине осталось лишь несколько групп сражающихся, но распознавание черной песни достигло наивысшего накала, когда он обратил внимание на скопление палаток в сотне ярдов от него. Здесь, как он знал, находилась временная лечебница Шерин, и песня не оставляла сомнений в том, что именно здесь он найдет Одаренных Темного клинка. Перед лагерем клубилась пыльная буря, но, подбежав ближе, Ваэлин различил среди нее смутные фигуры. Его приближение было прервано вылетевшим из пыли телом, которое с хрустом ломающихся костей упало на твердую землю и покатилось к его ногам - клубок скрюченных конечностей в черной мантии. Он успел разглядеть лицо сестры Лехун, смотревшей на него широко раскрытыми глазами и бледной от смерти, прежде чем перепрыгнул через тело и бросился в вихрь.
Порывы ветра ослепили его, породив мгновенную дезориентацию, но затем он подавил ее и отдался во власть песни. Она сбила его с пути, громко закричала, заставив увернуться от тяжелого обломка, который наверняка раздробил бы ему череп, и пронзительно закричала еще раз, предупреждая о том, что он успеет поднять меч и проткнуть подбородок коренастого мужчины, вынырнувшего из дымки с вытянутыми руками. Моргая от ощущения игл на коже, Ваэлин наблюдал, как тот булькает и дергается на конце меча, изрыгая слюну от подбородка до затылка. Его глаза и лицо принадлежали безнадежному безумцу, и Ваэлин уловил отголосок молитвы, обращенной к Темному Клинку, в словах, вырывавшихся из его уст. Несмотря на неизбежность своей смерти, он продолжал тянуться к нему обеими руками, пытаясь дотронуться до кожи Ваэлина. Хотя точная природа дара этого безумца была неясна, Ваэлин знал, что одно прикосновение этих рук означает смерть.
Он крутил клинок, наблюдая за тем, как в последний раз дергается лицо Одаренного, прежде чем оно застывает в предсмертной судороге. Вытащив клинок, он позволил песне направлять его шаги, заметив стройную фигуру в центре этой крутящейся ярости. Он устремился к ней, ветер ослабел, когда он проскользнул в глаз бури и оказался лицом к лицу с молодой женщиной удивительной красоты. Она смотрела на него таким же безумным и полным любви к Темному клинку взглядом, как и мужчина со смертоносным прикосновением, и, казалось, была равнодушна к удару меча, который Черная песня направила в центр ее небронированной груди. Не успел кончик клинка коснуться тонкой хлопчатобумажной рубашки, как ее пустые глаза моргнули, и Ваэлин оказался поднят и отброшен в сторону, прихлопнутый, как назойливая муха, невидимой рукой женщины.
Он тяжело приземлился и покатился по земле, пока не остановился. Песня зазвучала мстительным гневом, когда он заставил себя подняться на ноги и увидел сквозь порывы ветра молодую женщину - стройную тень, приближающуюся неторопливой походкой. Он пригнулся, готовый броситься на нее, - ярость песни не позволяла ему осторожничать, хотя казалось, что все, чего можно добиться таким способом, - это еще один шквал, возможно, с несколькими переломанными костями в придачу.