В полный рост встала и замерла; глазами пустыми, безумными по Анне зашарила.
- Мария?..
- Возьми...
- Что? - переспросила Анна растерянно.
- Возьми меня с собой...
В глазах голубых и слезы наметились, но голос не дрогнул - звучал уверенно, требовательно. Мария худая была, тоньше некуда, ножки-палочки, ручки-палочки, шея как у птенца новорожденного, как на ногах стояла и то неведомо. Неведомо, на шаг на встречу спокойный, четкий, как по военным правилам, сделала.
- В город? Ты хочешь уехать? Тебя здесь держат?
Мария еще один шаг сделала - теперь перед Анной, нос к носу замерла, дыханием теплым по коже прошлась, прошептала: “к Игорю”...
- Прости, но я не знаю никакого...
Ответа Мария уже и не слушала. Как сомнамбула прочь из дома направилась, все также каждый шаг босыми пятками по полу отстукивая. Шторку откинула и на улицу вышла, но ее силуэт еще долго через красную ткань просвечивался, будто навек в дом бабки впечатался.
Анна уселась на пол обессиленно, глаза закрывая, зажмуриваясь, что есть силы - чтоб не видеть ни дома старого, ни села проклятого с жителями странными. Хотелось убраться подальше, еще дальше - в квартиру родную, городским смогом пропитанную. Чтоб ни вина отравленного, ни видений, ни призраков; чтоб ни рожениц, ни волков больше не слышать, не видеть, чтоб слух их крики не царапали, душу не разрывали, не мучили.
В комочек, маленький, сжаться хотелось, коленки обнять и уткнуться в них носом, как в детстве - далеком, безоблачном, когда бабка еще от инсульта не сбрендила, не кричала про плесень, проклятия, а нормальной была - пирогами баловала, про свадьбу спрашивала. Свадьбу, что должна была быть, с датой назначенной, но не сложилась, в одно мгновение рухнула.
Плакать хотелось, но вместо этого Анна встала, зубы сцепила и к рюкзаку направилась. Покопалась, порылась в кармашках, фонарик выуживая, заодно и кроссовки кое-как, с трудом натянула, окончательно кожу содрав, кровоточащую, но боли уже и не чувствуя.
Обратно в дом вернулась, теперь дорогу себе подсвечивая. Только мигал тот предательски, как к ударам сердца подстраиваясь: тудух - потух - тудух - потух, а сердце у Анна быстро погрюкивало.
К ступенькам подошла, осторожно ногу поставила, воздух пыльный, тяжелый носом втягивая, кружочком света по стенам зашарила. Но ничего кроме паутины и плесени.
- Есть кто?
Непонятно зачем, но боязно, в пустоту крикнула. Тишина - похоже, только Мария внизу и пряталась, может, отчего-то скрываясь, а может в одной лишь ей ведомом поиске.
Шаг за шагом Анна вниз спускалась, ноги на ступеньки узкие боком ставя, сколы в бетоне высматривая. Девятнадцать ступенек насчитано было, последняя - почти полностью, в крошку, разбитая.
Внизу оказалась коробка бетонная, узкая, со стенами голыми, ничем не украшенными, только царапины, выбоины, а еще - в углу, правом, в мигающем свете фонарика, люлька широкая, длинная, из веточек сделанная, валялась, лежала, на бок заваленная. Ветки уж ссохлись, потрескались, а матрас, что внутри, сгнил почти полностью. Где не сгнил, там мыши его понадкусывали, пух наружу вытащили.
На полу же бетонном, рядом с люлькой, папка старая, потрепанная лежала, нитками пушистыми, перевязанная.
Анна присела на корточки, одним движением, узел растянула и на бумаги глянула - желтые, тонкие, мелкой, с наклоном, вязью букв исписанные. Не как ручкой исписанные, а чернилами, в паре мест стертыми, смазанными. На одном листке сверху было написано:
“...поко́итсѧ тѣ́ло раба бж̃їѧ Вла́да. ѿ ро́дȣ... бѣ́хȣ 1 дьнь. О... господь молите.
поко́итсѧ тѣ́ло раба бж̃їѧ Свѧтослава... бѣ́хȣ 1 дьнь...
поко́итсѧ тѣ́ло раба бж̃їѧ Борислава... бѣ́хȣ 1 нєдѣлꙗ.
Быти сьдє грѣбиште у кова́льницы. ...покры́ти доуши...”.
Дальше - как другим почерком, да и в времени другом надпись нечеткая: “Ѻкрꙋжнаꙗ граммахъ митрополита Ѻнꙋфрїꙗ ...”.
Анна фонарик еще ближе, к самой бумаге придвинула, но вчитаться в текст длинный, запутанный, квадртаными буквами выписанный, не успела - наверху, в доме, что-то грохнуло. А как вскинула голову Анну, так и увидела дверцу погреба закрывающуюся.
Вскочила, папку на пол бетонный пол выронив, и со всех ног наверх бросилась - по ступенькам, через одну перескакивая. Сама не заметила, как у дверцы уже замерла: навалилась плечом, больно стукнувшись. Да только как о стену бетонную со всех сил ударилась.
- Эй! Мария? Это ты?! Выпусти меня! Эй!
Наверху отзываться никто не подумал, с места не сдвинулся. Анна фонарик на ступеньки кинула и двумя руками на дерево старое надавила, так что аж суставы подозрительно хрустнули, но та - не сдвинулась.