- Последнюю волю бабушки исполнить.
- Ну проходи, раз так, - сказала она, медленно, размеренно к двери входной проходя и из складок платья большой железный ключ выуживая. - Редко внуки волю покойников сейчас исполняют. Отчего ж ты такая внучка послушная?
Анна не ответила, но чуть не споткнулась, в воспоминания в миг проваливаясь. В голове промелькнули образы, как через неделю после смерти бабки, когда нервы не выдержали, вызвонила она священника. Вызвонить - вызвонила, а вот дальше...
... Со звоном, с дребезгом стакан осколочным дождем осыпался; ваза хрустальная, на столе стоящая, в миг во все стороны стекляшками острыми разлетелась - один на два пальца левее от лица Анны в стену вонзился, прядь волос золотых к обоям прибив. Прибил так, что от боли Анна зубы сжала и капельки крови на небе почувствовала.
Лампочки - в потолке, маленькие, желтым, золотистым светом гостиную заливающие, как по команде потухли-зажглись-потухли-зажглись и... вспыхнули, язычками пламени потолок белый облизывая.
- Слава Тебе, Царю, Боже Вседержителю, Иже Божественным Твоим и человеколюбным промыслом... - речитатив священника от стен отражался, звуками играл, а тот как не в себе, в трансе, золотым кадилом из стороны в сторону размахивал.
Стул деревянный, старый, как дикий зверь захрипел, завибрировал.
- Сподобил мя еси, грешнаго и недостойнаго, от сна восстати и получити вход святаго дому Твоего... - не замечая неладного бормотал священник, а Анна и дернуться боялась.
Деревянные ножки по полу заскребли - дернулись - и полетел стул в священника, как пинком подброшенный. Вскрикнуть тот не успел - в стену врезался и сполз, как тряпичная кукла, а кадило со звоном к ногам Анны подкатилось...
- Святой отец! Боже... Святой отец!
Но тот не двинулся, головы не поднял, зато на обоях - зеленых, советских, в цветочек, надпись появляться стала: “Вырухино”...
Дом у бабки внутри темный оказался, хоть глаз выколи, ни ламп, ни свечей, но ей будто и не нужно было. Ретиво до стола дошла, на деревянную лавку с красными полотенцами села и выжидательно на Анну уставилась. Уставилась так, что не по себе той стало.
- Бабушка к вам зайти говорила... Вам она ключ от нашего дома оставляла...
- Так тебе Вера сказала? Что мне ключ оставила?.. Нет давно ключа, а дом почти до основы сгнил, - резко, со злобой ответила Алевтина и руки на груди скрестила - как покойница. Как покойница в темной комнате и выглядела, непонятно только от чего воскресшая и из гроба вылезшая.
- Я тогда так пройдусь к нему...Через забор перелезу... - будто оправдываясь - хотя и с чего бы - Анна сказала и шаг назад к двери сделала.
- Нечего туда лезть. Сгнило все там давно. Что могло пропасть, то уже сорок лет назад пропало.
- Вы меня совсем не рады видеть?..
- Бабке твоей тоже не рады. Уезжай по-добру, по-здорову, - ответила старуха и только на пол не сплюнула. Не сплюнула, но губы дернулись, почти в трубочку сжимаясь - видно, только чистый пол и останавливал.
- Вы мне угрожаете?
Но ответить Анне не успели. Дверь справа скрипнула, не входная, а в углу комнаты, углу, что в темноте утопал. Босая девушка стояла там: в одной ночной сорочке, белой и скомканной; худая настолько, что и без света кости и вены разглядеть не проблемой было; черные волосы улеем на голове вились, как у Медузы Горгоны, да только чересчур уж потрепанной, будто только от кривого ножа Персея уклонившейся и со всех ног сбежавшей, спрятавшейся в глубине этого старого деревянного дома.
- Мария - в комнату! - голову не повернув, даже взгляд от Анны не отведя, крикнула старуха. - А ты - убирайся отсюда.
- Почему вы так со мной говорите? Бабушка говорила, что вы были ее подругой... Я к вам без злости пришла!
Старуха вскочила - все годы в одно мгновение скинув - и в бешенстве на Анну уставилась. Уставилась так, что Анна еще на пару шагов отступила и за ручку двери входной взялась. То ли бежать собралась, то ли до последнего все выяснять - сама еще не знала.
- Часы... Часы...- звонкий голос по комнате разнесся.
Мария все также на порожке стояла, только руку теперь вперед выкинула, дрожащую, бледную. Указательный палец, в двух местах перебинтованный, на часы те, что на Анне, указывал. Глаза - кристально голубые, как полусплепые, больше на бельма похожие, бешено у девушки заблестели.
- Часы! Отдай часы! Часы! - закричала сойкой Мария и изогнулась всем телом, как в эпилептическом припадке, длинными пальцами в створки двери впиваясь.
Взгляд Алевтины тоже на часах остановился. Злость мигом пропала, как успокоилась старуха, да только Анна сразу часы к груди прижала и второй рукой прикрыла.
- Это мои, - обеим одновременно сказала Анна. - И я пойду...