Женя нахмурилась, но Рыльчин продолжал:
— Следственный комитет все бумаги проверяет, ну как полагается, когда труп известный, обычная история. Дело мы как бы не возбуждаем…
— Это как это «как бы»?
— Оснований никаких нет. Вот никаких. Труп наш — человек пожилой, уважаемый, в авторитете. Культурное сообщество взбудоражено, международная общественность волнуется, пресса набежала, то, сё. На виду, значит. К нам пристальное внимание. А мы им тут — укол неизвестного происхождения.
Рыльчин замолчал, сглотнул. Почесал подбородок. «Нет, майор, еще давай аргументы! Так просто не отделаешься!» Женя безучастно смотрела на собеседника.
— Вот отчего оно всегда так, — был вынужден продолжить Рыльчин. — Как большой человек, так возле него криворукие дурни? Например, был Иван Грозный, а при нем Малюта Скуратов. Вот еще Сталина возьмите — великий лидер, мир спас, а при нем такие бездари: Берия, Ягода. Всегда помощнички дело портят. И вляпываешься ты в историю, как сволочь, хотя и не виноват совсем. Да-а-а, вот так и гибнет репутация…
— Это вы сейчас о ком? — Холодивкер изобразила вежливый интерес.
— Да вот наваляли ваши прозекторы, труп попортили, а вы, Евгения Валерьевна, теперь вынужденно их покрываете и выводы всякие притягиваете. Как мне вам помочь, дорогая Евгения Валерьевна? Я готов, да ума не приложу. А ведь раздуют! Пресса же теперь везде нос сует. Ну с чего бы укол? В квартире чистота, следов драки или ограбления не имеется. Так пишем «по естественным причинам»? Хорошо?
— Майор… как вас?
— Анатолий Сергеевич.
— Анатолий Сергеевич, я тоже очень хочу вам помочь…
— Ну и славненько! Значит, «по естественным…».
— Ага! Вы сейчас естественно встаете и естественно покидаете наше учреждение, чтобы в следующий раз прибыть сюда в строго отведенный богом срок. Искренне желаю, чтобы не скоро. А я остаюсь исполнять мои профессиональные обязанности.
Холодивкер аккуратно выложила из кармана на стол маленький диктофон, на который обычно начитывала протоколы осмотра тел.
— Или включаем?
Рыльчин поджал губы и покачал головой.
— Э-э-э, Евгения Валерьевна, не осознаёте вы! Не понимаете всей меры ответственности. Вы же не только нам — вы себе головной боли добавляете! Неизвестно, как оно вам еще выйдет, это заключение.
Холодивкер потянулась к принтеру, достала свежеотпечатанные страницы, подписала в двух местах, смачно стукнула штампом и протянула Рыльчину.
— Рада была видеть!
Рыльчин так весь и подобрался, словно его ударили по щеке. Хотел зло ответить, но сдержался с видимым усилием. Взял заключение, скомкал, как будто намереваясь выбросить, и быстро вышел, не прощаясь.
«Эх, сразу надо было включать запись!» Женя потянула из кармана пачку сигарет, но в этот момент в комнату заглянула Зинаида Петровна.
— Ты бы пообедала, Жень? С утра сидишь, головы не поднимаешь.
— Не хочу, Зинуль, вот поверишь, совсем!
Женя была вынуждена признаться себе самой, что этот тип из «Пресненского» испортил ей настроение. Страха не было — только горькое чувство, что ты работаешь зря. Что истина никому не нужна. Равнодушие — вот главный диагноз, что бы там в учебниках ни писали и ни говорили на конференциях. Она сидела за столом и смотрела прямо в стену, выкрашенную в «убедительный зеленый» — ремонт, который они с коллегами сделали сами, избавляясь от штатного синего, который в свете галогеновых ламп становился практически черным. Все-таки случались моменты, когда она жалела, что выбрала эту профессию.
Нет, здесь не равнодушие. Злой умысел, в итоге заключила она.
Майор Рыльчин за рулем машины быстро набирал на телефоне сообщение: «Нужен другой СМЭ. У этой без шансов».
Инга проснулась от холода. Поискала глазами будильник, смогла рассмотреть только часовую стрелку — одиннадцать. От боли закрыла глаза. Виски резало острыми спазмами, в животе болело и справа, и слева. Ледяной воздух с улицы вместо свежести вызывал жар.
Сколько же мы вчера приняла?
Инга откинула одеяло и увидела, что завалилась спать в штанах.
Ну и ладно, одеваться не надо. Вставай, пьянь безработная. Тебя ждут великие дела, и первое на сегодня — борьба с похмельем.
Если сейчас не позавтракать, то через час отравленный алкоголем организм почувствует недостаток серотонина, и мозг зальют отвратительное чувство стыда и депрессия. Не самое лучшее начало для новой жизни — без редакции и без работы. Она встала, прошла босая на кухню, постояла на холодных плитах, прижалась лбом к стеклу.