Сделала себе кофе.
Это не головная боль, это раненое самолюбие.
Вчера из офиса «QQ» они вышли вместе — Инга Белова и Олег Штейн — опальные журналист и фотограф, уволенные одним днем без права на обжалование. Не говоря друг другу ни слова, пошли в бар «Унесенные ветром». Долго молчали под грохот музыки, несущейся с танцпола.
— Мы не безработные, мы — фрилансеры, — сказал Олег, когда в нем уже было минимум сто пятьдесят односолодового.
— Фрилузеры мы, а не фрилансеры. Тебе теперь только в папарацци. Будешь подлавливать селебриков без трусов или под кайфом.
— Легко. Тебя первую. Под кайфом. Марьиванна может составить нам компанию. — Он постарался поймать ее взгляд. — Как ты на это смотришь?
— Фу. Я не по этой части, никаких оргий, — Инга наконец улыбнулась, впервые за этот кошмарный день. — Ты мне лучше скажи, кто материал слил? Ты же не сгонял снимки?
— Должен тебе признаться… — Штейн не смотрел на нее, хлебнул виски.
Инга похолодела.
Ты не мог! Только не ты!
— Я, когда Туми фотошопил, перебросил все на свой рабочий комп и забыл удалить. Как-то не подумал…
— Ты идиот? — Инга приблизила свое лицо к нему. — В офисе у тебя не было ничего своего! Если ты сгрузил фотки, значит, с сервера их кто угодно мог скачать! Это все равно что слить! — Она хлопнула себя по лбу. — Ты представляешь, сколько стоят эти снимки? Кто-то на нас неплохо заработал!
Инга отвернулась от него, скорбно покачала головой. Олег встал, и теперь — высокий, взлохмаченный — стоял рядом, опустив голову. Инга молча подняла стакан и вдруг широко улыбнулась ему.
— Слушай, а пошло оно все! — Она тоже встала, сунула ему виски. — Я только сейчас поняла, как мне там осточертело. Кто с кем спит и кто что носит! Элитарное издание, блядь!
— Зато бабло.
— Нуда, платили неплохо. Я ведь к ним из-за этого и пошла. — Она вздохнула. — Семь лет жизни! Господи, мне уже тридцать восемь…
— Ага, Пушкина в твои годы уже грохнули. — Он увернулся от оплеухи, было видно, как Штейна отпустило. — Вернешься в серьезную журналистику?
— Да где ты ее видишь, эту журналистику? — Инга махнула рукой. — Давай лучше выпьем.
— Не чокаясь, — кивнул Штейн.
До дома она добралась глубокой ночью, прошла на кухню, не зажигая света, натыкаясь на все углы, и выпила прохладной воды из пластиковой бутылки.
Ближе к обеду Инга позвонила Кате, но телефон дочери был недоступен, видимо, разряжен. Катька пришла из школы и, едва буркнув приветствие, слишком короткое даже для дежурного, заперлась в своей комнате.
— Кать, — примирительно позвала Инга.
— Могла бы вчера позвонить, предупредить, что ночью заявишься! Я тебе сто раз звонила! Трубку лень взять, да? — зло крикнула дочь из-за двери. — Где тебя искать, если ты к утру не явишься?
— Начинается.
— Уйду от тебя к папе жить!
— Папа у тебя образцовый, это ты правильно говоришь, — ответила Инга уже из своей комнаты.
Так и просидели до вечера, дуясь друг на друга и совершая редкие пробежки к холодильнику.
Инга задремала. Ей успел присниться поезд — метались тени, стучали колеса, какие-то люди проходили мимо, двое из них остановились над ней, и один прошептал: «Это она?» Ей хотелось вскочить, открыть глаза, но мучительная тяжесть, точно наркоз, держала ее в плену. Поезд издал длинный гудок, постепенно переходящий в звон. И она плавно поднялась из глубины сна на поверхность. Звонили в дверь. Катькины подружки, решила Инга и перевернулась на другой бок. Звонок повторился. Вместо того чтобы открыть, Катя прошлепала в ванную.
— Это к тебе. Я никого не жду, — бахнула дверью, включила воду.
За дверью стоял Олег.
— На военное положение перешла? Дверь по особому звонку открываешь? Да-а, видок у тебя, — оценил он бесформенные штаны и растянутую майку Инги. Сам же, несмотря на похмелье, был свеж, выбрит и одет как для свидания.
— Ты куда такой нарядный?
— Закатная фотосъемка. Я к тебе на минутку.
— Свадьбы, бармицвы, похороны?
Штейн по-хозяйски прошел в ее комнату.
— Я знаю, куда мы с тобой пойдем, не дрейфь. В «Вышивку и рукоделие». Обрушим репутации розовых мохеровых кофточек. Не, я серьезно — там же одни добрые женщины с пяльцами. Не выгонят же?
— Добрые? Вязаные кофточки — это отдельная субкультура. Как готы. Опутают нас, как шелкопряды…
— Как ты сказала? Шелкобля?…
— Пряды, балбес! — Инга засмеялась. — Нет, я с наймом завязала. Лучше стрингером, но независимым.
— Не возражаешь? — Олег взял ее ноут. Инга жестом показала: тебе все можно. — Покажу тебе кое-что.