Когда телефон зазвонил в третий раз, Лешка вытер слёзы, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы хоть немного успокоиться, и со второй попытки попал пальцем по зеленому «Принять», хотя красное «Отклонить» выглядело намного привлекательнее.
— У тебя всё нормально? — без предисловий спросил дядя.
— Да? — неуверенно сказал Лешка, и вопросительный знак как-то сам дорисовался, лишая его ответ какой-либо утвердительности.
— Точно?
Лешка не мог разобрать, что там крылось за коротеньким словом. Требовательность? Раздражение? Подозрительность? Тревога? Какая разница…
— Всё нормально, — выдавил из себя Лешка и поспешно оборвал звонок.
Отпустил дерево, подобрал рассыпавшиеся по траве бумажки, медленно побрел к дому.
Телефон молчал.
Уже в прихожей Лешка понял, что заставило дядю ему позвонить. Яблоня. Та же яблоня, возле которой стоял лось. Как можно было забыть об этих дурацких камерах, посылающих уведомления при обнаружении движения? Конечно же, если камеры увидели лося, то и рыдающего Лешку они тоже засекли. И когда уже жизнь достигнет окончательного дна? С каждым днем всё становится только хуже и хуже…
Лешка бросил почту на журнальный столик, побрел в свою комнату и забился под одеяло, чувствуя странный зуд во всём теле. Хотелось разодрать себе кожу, чтобы выпустить наружу то, что трепыхалось внутри, как рыбки подо льдом, как цыпленок, готовый пробить скорлупу родного яйца. Сам того не замечая, Лешка стал водить ногтями правой руки по внутренней стороне левого предплечья, с каждым разом всё сильнее вонзая их в плоть.
Ему казалось, что он пролежал так лет сорок, не меньше. Внутренний зуд слился с наружным, Лешка наконец заметил это и испуганно отдернул руку, отбросил одеяло и как-то невпопад сделал вдох вместо выдоха, поперхнулся, разглядывая красные расчесы.
Встал, сходил в ванную, подержал руку под струей холодной воды. Задумчиво посмотрел на пустое место на полке, где обычно лежала дядина бритва. Как некстати. Может, где-то есть запасные лезвия? Одернул себя. Нельзя. Глупости. Пошел назад. Лег. Закрыл глаза.
Дернулся, услышав поворот ключа в замке. Задремал, наверное. Померещилось. Всё же сел на кровати, прислушался. Не померещилось: скрипнула входная дверь, в прихожей раздались шаги.
— У вас же конференция, — сказал Лешка, когда дверь в комнату открылась.
— У меня ребенок с яблоней обнимается. По-моему, это важнее. Что с тобой происходит?
========== 10 ==========
Дядя сел на кровать рядом с Лешкой и бросил быстрый взгляд на расчесанную до красноты руку. Лешка поспешно потянул вниз рукав и пробормотал:
— Зря вы вернулись, у меня всё нормально.
— Да уж, я вижу.
— Видите? — скептически спросил Лешка.
Ему хотелось продолжить, хотелось сообщить, что дядя ни черта не видит и вообще не понимает, как устроены люди. Хотелось сказать, чтобы он катился обратно на свою конференцию. Хотелось оттолкнуть, разозлить, успеть первым — до того, как дядя сам поймет, что оно того не стоит. Лешка того не стоит.
Еще совсем недавно он бы что угодно отдал, лишь бы дядя вернулся, но теперь, когда тот всё бросил и примчался домой, Лешка чувствовал только стыд, неловкость и досаду. Нет, не только. Еще — неуверенность. Неуверенность, из-за которой он злился, неуверенность, которая лезла наружу непонятным зудом, требовала хоть каких-то действий. И от нее как раз очень легко было избавиться. Всего один вопрос…
— Вы подали заявление?
— Нет.
Лешка не позволил себе радоваться. Тут должен быть какой-то подвох. Может, просто не успел. Может, аргументов набралось столько, что их еще записывать и записывать. И Лешка продолжил свой допрос:
— Почему?
— Потому что не хочу.
— Вы ведь надеялись, что мама выздоровеет, когда согласились взять меня к себе? — угрюмо спросил Лешка.
— Конечно.
Лешка вздохнул. Он ведь это и так понимал, зачем же расстраиваться?
— Погоди-ка, — сказал дядя, — по-твоему, мне надо было надеяться, что она умрет?
Лешка поморщился. Почему он всегда так легко говорит о маминой смерти?
— Нет, но вы только поэтому согласились.
— Я никогда не обещаю больше, чем могу дать.
— То есть?
— То есть я понимал, что она может умереть, и понимал, что это значит.
— Почему мама вас попросила? — спросил Лешка, невольно выделяя местоимение, окрашивая его каким-то брезгливым недоумением.
Ему показалось, что на этот вопрос дядя не хочет отвечать. Пауза затянулась. Лешка уже решил, что дядя промолчит, но нет. Он ответил, хоть и непонятно:
— Потому что я ей всегда верил. И потому что никого лучше у нее на примете не было, разумеется. Но она пошла ко мне, а не к твоим бабушке с дедушкой, только поэтому.
— Потому что вы ей верили? — переспросил Лешка.
— Да.
— Я не понимаю. Вы специально говорите загадками, — пожаловался Лешка.
Дядя посмотрел на него и как-то необычно мягко сказал:
— Нет. Ты очень на нее похож, ты же знаешь?
Лешка кивнул. Какое отношение это имеет к делу? Ну, кроме того, что сходство с мамой — еще одна причина его не любить. Лешка давно уже понял из подслушанных за детство разговоров, что именно поэтому папина родня не хочет знаться не только с мамой, но и с ним самим.
— Ты помнишь своего отца? — спросил дядя.
Лешка покачал головой.
— На него ты не похож, — продолжал дядя. — Понимаешь, походить на мать — это одно, а не походить на отца — совсем другое. И первое очень быстро превратилось во второе, потому что твоя мама… ну, недолго горевала.
— Думаете, она меня нагуляла? — вскинулся Лешка.
Дядя успокаивающе тронул его за плечо и тут же убрал руку.
— Я этого не говорил. И я никогда так не думал.
— А остальные думали, — сказал Лешка.
Дядя промолчал, и это само по себе было исчерпывающим ответом.
Лешка вспомнил всех маминых кавалеров и прикинул, мог ли кто-то из них быть его настоящим отцом. Нет, вряд ли. Кажется, ни с одним она не была знакома так долго.
— Я совсем не похож на папу? — спросил Лешка.
Дядя на минуту задумался и ответил:
— Чем дольше на тебя смотрю, тем больше вижу, что похож. У тебя его взгляд, его движения, поворот головы. На фотографии этого не разглядеть.
Лешка грустно покачал головой:
— Это вы так говорите…
— Зачем мне придумывать?
— Чтобы не признавать, что ошиблись.
— Скажи-ка, твоя мама была самоуверенной и упрямой? Нет? Значит, в этом ты тоже весь в отца.
Лешка вдруг понял, что улыбается, и поспешно отвернулся. По дядиному лицу было не понять, шутит он или нет. Еще рассердится…
— Так что у тебя с этой яблоней? Всё серьезно? — спросил дядя.
— Я просто…
Лешка запнулся. Сейчас они договорят, дядя снова уедет, а до пятницы по-прежнему целых три ночи.
— Я не хочу оставаться один, — прошептал он. — Я всё время думаю о маме и… Почему вы никогда к нам не приезжали, если верили ей?
— Ну, я вообще с людьми не очень, — пожал плечами дядя.
Лешка кивнул. Пока остальные папины родственники обвиняли маму в неверности, дядя молчал, потому что ему было в принципе на всё наплевать. Наплевать, кто там с кем кому изменял и от кого рожал, лишь бы не приставали.
— А теперь вам приходится возиться со мной, — заключил Лешка.
— Ты мне не мешаешь.
Лешка покачал головой:
— Мешаю.
Дядя покосился на него, приподнял бровь, но ничего не сказал. Лешка почувствовал, как всё тело снова наливается противным зудом, и обхватил себя руками.
— Вы из-за меня опоздаете, — виновато сказал он.
— Не опоздаю. Я уже всё отменил.
— Простите.
— Перестань. Я же говорю, я не люблю людей. Считай, что ты меня спас.
Лешка замотал головой, отказываясь принимать подачку.
— Не надо меня жалеть, — пробормотал он.
— Хватит, Алексей, — твердо сказал дядя.
Лешка уткнулся лицом в его плечо, не зная куда деваться, и тут же отстранился, помня, что всего лишь «не мешает». Дядина рука немного дернулась, как будто он собирался удержать племянника, притянуть его к себе, но в последний момент передумал. Какое-то время он просто смотрел на Лешку, а потом спросил: