Лешка стал было расстегивать брюки, но дядя остановил его. И это могло означать только одно.
— Не надо! — вырвалось у Лешки.
— Поздно.
И он еще думал, будто бы дядя к нему относится — как? Бережно? Заботливо? Чушь какая!
Лешка бросил на дядю испепеляющий взгляд и лег животом на подлокотник, мысленно обещая креслу скорую и мучительную гибель.
— Не надо так на меня смотреть, — сказал дядя, выдергивая из розетки шнур. — Доиграешься когда-нибудь…
— То есть это еще не доигрался? — мрачно осведомился Лешка.
— Пока нет.
И шнур без дальнейшего промедления рассек воздух.
Лешка глухо вскрикнул, проклиная свою идиотскую затею. Этого ему совершенно не хотелось. Нужно быть полнейшим кретином, чтобы добровольно спровоцировать такое… А-ай!
После каждого удара дядя терпеливо ждал, давая Лешке время отдышаться и снова лечь ровно. И Лешка послушно ложился, хотя понимал, что за каждым его расслабленным возвращением в исходную позицию следует новый удар. Но после шокирующей боли первых секунд всё входило в какой-то ритм, которому хотелось следовать. Дернуться-замереть-пережить-справиться-расслабиться-вернуться. Надышаться той секундой, в которую предыдущий удар почти погас, а следующий еще не настиг. Подумать, почему они здесь сегодня собрались. Осознать. Сделать выводы.
Удары Лешка не считал, он проживал изменения палитры боли. Когда отдельно вспыхивающие жгучие полоски окончательно смешались в единое яркое пятно, он почувствовал острую необходимость выговориться. Не для того, чтобы остановить экзекуцию, а просто потому, что больше не мог об этом молчать. Еще несколько ударов он потратил на размышления о том, как запихнуть всё в наименее громоздкую конструкцию, чтобы успеть произнести между всхлипами и криками. И наконец выдавил из себя:
— Простите, что вам пришлось опознавать труп.
Получилось невнятно, и Лешка на всякий случай повторил:
— Простите.
Слезы, катившиеся по щекам еще с первых ударов, так и не иссякли, даже потекли пуще прежнего, но теперь они были слезами облегчения.
Хотя Лешка давно уже лежал ровно, нового удара всё не было. Вместо этого ладонь мягко легла на затылок, скользнула на плечо и легонько сжала его.
– Дурак, – сказал дядя. – Какой же ты всё-таки дурак…
Комментарий к 26
Скучно как-то, никакой новой матчасти в главе…
У кого-то две истерички, а у меня два сентиментальных дурака)))) Ну да ладно, я это исправлю)
========== 27 ==========
Новая школа определенно была лучше предыдущей. Лешку рассматривали с любопытством, но косых взглядов не было. В первые дни, всё еще терзаясь из-за происшествия с телефоном, Лешка сторонился одноклассников и на уроках садился в самый дальний угол, чтобы никто не дышал в затылок и не приставал. Там его не трогали, но на переменах обязательно пытались вовлечь в разговоры. Сначала Лешка отмалчивался. Потом, разобравшись наконец со своим чувством вины (и придя к выводу, что оно того стоило, хотя вообще-то можно было и сразу поговорить обо всём с дядей, но это если бы мозг был устроен чуть попроще), начал присматриваться. Класс был разношерстный, и никто пока что не взирал на Лешку с брезгливым презрением. Это само по себе уже было здорово. На вопросы Лешка отвечал неохотно, но и это никого не смущало. Его приняли в коллектив, причем на его условиях.
И на английском, когда Елена Анатольевна попросила класс разбиться на пары, чтобы потренировать диалог, Лешка даже не успел ощутить привычную неловкость неминуемого одиночества и чтения обеих ролей, потому что к нему сразу же подсел невысокий белобрысый парнишка, о котором Лешка знал совсем немного: зовут Игорь, иногда опаздывает, вечно в каких-то ссадинах и пластыре. Спортсмен, как он сам выражался. Какой именно спорт он представляет — оставалось пока неизвестным, Игорь не говорил.
— Скьюз ми, из зыс сит тэйкин? — спросил Игорь, и Лешка невольно фыркнул.
— Не паясничай, — мгновенно отреагировала Елена Анатольевна.
— Ну, инглиш же, плиз, — напомнил Игорь, копируя ее привычную интонацию, но добавляя чудовищный акцент.
Одноклассники захихикали.
— Stop fooling around, back to work! — скомандовала Елена Анатольевна, ничуть не смутившись.
— Ну, ту ворк так ту ворк, — вздохнул Игорь и уже без гротескного акцента начал читать свои реплики из учебника. Когда Елена Анатольевна отошла от их стола, он шепнул Лешке: — Она нормальная тетка вообще-то.
Лешка уже это понял. Елена Анатольевна могла быть шумной, эксцентричной и требовательной, но к классу относилась по-человечески.
— Пойдем с нами после школы, — продолжал Игорь.
— Куда?
— Ну, в одно место…
Видимо, во взгляде Лешки проскользнуло сомнение, потому что Игорь расстегнул свой немаленький рюкзак, показывая спрятавшийся там пенниборд, и спросил:
— Катаешься?
Лешка покачал головой.
— Ничего, научим.
Это было как-то слишком внезапно.
— Я не могу, — поспешно сказал Лешка.
Он ведь даже не соврал. И дело не в том (ладно, не только в том), что некоторые части тела еще побаливали после шнура. Если после уроков пойти кататься, дядя его немедленно отследит и либо начнет звонить и ругаться, либо приедет, чтобы лично отвезти домой, и неизвестно, что из этого позорнее. У других-то, наверное, поводок длиннее…
Имелся, конечно, вариант спросить заранее, но после Лешкиных выходок на речке в отрицательном ответе можно было не сомневаться. Поэтому проще всего было сразу отказаться.
Хотя жаль, конечно.
Игорь, казалось, не обиделся. Он снова застегнул рюкзак и пожал плечами:
— Понял, не дурак. Дурак бы не понял.
— Может, как-нибудь потом, — неловко сказал Лешка.
— В любой момент, — снова пожал плечами Игорь.
После уроков, когда Лешка шел к первому из своих автобусов, дядя позвонил и спросил:
— Тебя забрать? Я тут недалеко…
Лешка вздохнул. Разумеется, это не случайность. Просто тонкий намек на то, что нет ему больше доверия.
— Отрицательный ответ не принимается? — на всякий случай спросил он.
— Принимается, если есть причины.
— А если я просто не хочу?
— А ты не хочешь?
— Допустим, нет.
— Можно узнать, почему?
Лешка снова вздохнул. Почему нельзя просто оставить его в покое? Было досадно, что остальные после школы гуляют, катаются на скейтах, роликах и велосипедах по только что показавшемуся из-под снега асфальту, ходят в кино, а Лешка должен докладывать о каждом своем шаге и немедленно возвращаться домой. Так у него никогда не появятся друзья.
Но влезать сейчас в эту дискуссию не хотелось, проще было согласиться. И он согласился.
В машину Лешка проскользнул поспешно, надеясь, что никто не увидит.
— Всё нормально? — спросил дядя.
Лешка не знал и не хотел уточнять, что именно он имеет в виду, и просто пробормотал нечто невразумительно-утвердительное.
Они отъехали всего на пару сотен метров, когда дядя резко затормозил. Лешка вообще ничего не понял, а дядя включил аварийку, остановил машину и выбежал на дорогу. Подхватил что-то с асфальта и столь же поспешно вернулся в машину. Сунул свою находку Лешке:
— Подержи.
Лешка с изумлением обнаружил, что держит в руках рыжего котенка.
Дядя уже выключил аварийку и ехал себе дальше, как будто ничего не произошло.
— Вы это подстроили, — заявил Лешка.
— Что?
— Вот это. — Лешка красноречиво кивнул на котенка.
— Это еще почему?
— Потому что так не бывает. Во-первых, что вы «тут недалеко» вообще делали? Во-вторых, всё именно так, как вы говорили: на дорогу выбежал котенок. Так не бывает.
— Когда я такое говорил?
— Когда я не пристегнулся. Погодите, еще не всё. В-третьих, вы мне щенка предлагали, а теперь котенка насильно суете. Так нельзя.
— Всё?
— Всё.
— Во-первых, у меня могут быть дела, о которых ты не знаешь.