Из машины Лешка был выдернут за шиворот, по лестнице протащен почти волоком. Только в прихожей, захлопнув и заперев дверь, дядя на секунду выпустил его, так и не произнеся ни слова.
Лешка бездумно рванулся в свою комнату. Почему-то казалось, что там можно будет спрятаться. Поспешно закрыл дверь, но она тут же распахнулась. Метнулся к кровати, в полнейшей панике собираясь нырнуть то ли под нее, то ли хоть под одеяло. Что угодно, лишь бы защититься.
Не успел. Одновременно почувствовал сильные грубые руки на плечах и рывок. Комната кувыркнулась, лицо оказалось вжатым в одеяло, которое, как теперь выяснилось, нисколечко не защищало.
Лешка забарахтался, пытаясь снова принять вертикальное положение, но рука безжалостно давила на поясницу, прижимая его к кровати. Интересно, бабочек насаживают на булавки живьем? Они тоже так беспомощно дергаются, пытаясь освободиться, пока не умрут?
Лешка совершенно не сумел предугадать момент, когда посыпались беспорядочные удары. По копчику, по бедрам, по отчаянно подставляемым и тут же отдергиваемым рукам. Без намека на размеренность или предсказуемость, хлесткие, болезненные, яростные. Прилетало ребром, и от этого боль была тяжелой и тупой, как будто неизвестное орудие на мгновение превращалось в палку. А потом оно снова со свистящим шипением змеилось, и следующий удар обжигал раскаленным железом. Даже во вкусе боли была сплошная неопределенность, и это пугало, очень пугало.
Лешка орал, умолял, обещал что угодно, лишь бы это прекратилось. Наконец что-то закончилось — то ли голос, то ли слова. А порка всё продолжалась и продолжалась с той же отчаянной яростью, как будто дядя твердо решил его убить.
Лешка давно уже затих и только давился лезущим в рот одеялом, пытался изредка дышать, потому что тело инстинктивно боролось за явно проигранную жизнь. Свистящие удары, тяжесть руки на пояснице, раскаленное добела безмолвие — всё это уже было где-то далеко и Лешки не касалось. Он сдался.
И всё прекратилось. Рука уже не прижимала Лешку к кровати.
Что-то шлепнулось на одеяло совсем рядом. Лешка с трудом повернул голову. Почему-то ему было необходимо увидеть, чем его только что отхлестали.
Непонятное состояние исступленной беспомощности, напрямую подключающее мозг к языку и не дающее хоть как-то фильтровать сказанное, заставило его прошептать:
— Зачем вы так, я же никогда вас не прощу…
Когда-то давно, еще в прошлой жизни, Лешка предположил, что дядя может заставить его целовать орудие наказания. Как выяснилось, и заставлять не придется… Лешка прижал к губам Никин поводок, содрогаясь от рыданий.
Комментарий к 29
Ну а чего вы хотели после двух глав затишья…
Всё насчет покатушек честно нагуглено и подсмотрено у детей. Автор пытался было хотя бы встать на доску, но предпочел жить без дрожи в коленках и тут же слез.
========== 30 ==========
Спустя какое-то время Лешка наконец-то нашел в себе силы привстать. Всё тело ныло, голова гудела, было до невозможности странно оказаться живым после всего этого. Но он был жив, и он поднялся и пошел в ванную.
В зеркале показывали «Ходячих мертвецов». Лешка плеснул на опухшее лицо холодной воды. Не помогло. Осторожно стянул с себя одежду, изогнулся, пытаясь разглядеть, действительно ли кожа свисает кровавыми ошметками вперемешку с разодранными в клочья мышцами, как это должно было быть исходя из ощущений. Разумеется, нет. Всего лишь вздувшиеся красно-синие полосы, вполне совместимые с жизнью. С жизнью вообще совместимо удивительно много, и одного усилия воли почему-то не хватает, чтобы умереть. Теперь на физкультуру придется носить спортивные штаны, а не шорты, и переодеваться в самом темном углу раздевалки.
Лешка сам удивился спокойному ходу своих мыслей. Получается, где-то в глубине души он уже передумал умирать и даже надеялся вернуться к прежней жизни, ходить на физкультуру и вообще.
Чтобы хоть как-то поунять боль, Лешка влез под душ и опытным путем установил, что очень слабая струйка прохладной воды может быть почти терпимой. Вообще-то, чем холоднее, тем лучше.
Опомнился он уже совсем закоченевшим, вылез и попытался вытереться полотенцем, но тут же оставил эту затею. Высохнет и так, куда торопиться.
Ощущения, ненадолго притупленные ледяной водой, вернулись и даже усилились. Теперь Лешка вдруг заметил, как болит ушибленная о тротуар спина, многократно разбитые колени и ободранный локоть. Отчетливо увидел, как это всё смотрелось со стороны. Нет, как это было на самом деле. Два идиота в поисках смерти.
Нет, идиот всё же один. Игорь прекрасно знал свои возможности, учитывал риск и действовал осторожно. А вот Лешка… Поверить невозможно, что он раз за разом атаковал перила, распластываясь то на тротуаре, то на мостовой. И что он серьезно собирался сигануть с моста, хоть и невысокого, едва сумев пару раз выполнить хиппи джамп.
Вне всякой логики это озарение заставило обиду вспыхнуть пуще прежнего. Зачем было лупить его поводком? Он бы сам согласился на что угодно, он признавал, что заслужил, но не поводком же… Не этим поводком.
Обсохнув и кое-как одевшись, Лешка вышел в коридор и прислушался. Тишина. Конечно, дядя мог просто затаиться где-нибудь, например, молча сидеть в кресле с книгой, но Лешка почему-то точно знал, что его нет дома. Не было больше напряженной атмосферы, а пустота — была.
Лешка пошел в гостиную, где его радостно встретил Тимофей. Лешка особого восторга не испытал, но всё же подчинился, когда Тимофей, задрав хвост трубой, повел его на кухню.
— Голодный?
Вопрос прозвучал хрипло, и Лешка на секунду даже удивился, но потом всё понял. Разумеется, весь голос ушел на вопли и мольбы.
Тимофей радостно всхрюкнул, топчась возле пустой миски.
— Вообще-то я тебя кормить не обязан, я тебе не хозяин, — проворчал Лешка, насыпая корм. — Где он, кстати? Не знаешь?
Этот вопрос Тимофей проигнорировал, зарывшись по уши в миску и громко чавкая.
Лешка вернулся в гостиную, постоял немного, подумал, не присесть ли на диван, но не стал: слишком много усилий придется приложить. Выглянул в окно, убедился, что машины нет.
Тиканье часов ворвалось в сознание и отказывалось уходить, нарастало, становилось невыносимым.
Лешка вернулся к себе, с отвращением посмотрел на смятую постель и свернувшийся змеей поводок. Подумал немного, потом поспешно, будто боясь обжечься, бросил поводок на комод и стал срывать постельное белье. Всё равно спать в этой пропитанной болью и страхом атмосфере будет невозможно. Сходил за чистым бельем, перестелил кровать, сгреб в кучу грязное и спустился в подвал. Засунул всё в стиральную машину, включил ее. Вернулся к себе, стал протирать пыль и прибирать в шкафу. Чем больше делаешь, тем меньше времени на мысли.
Часы, оставшиеся в гостиной, всё тикали и тикали в Лешкиной голове.
Спустился в подвал, запустил программу сушки.
Тик-так.
По пути набрал дров, ночи все еще прохладные.
Тик. Так.
Почему он не возвращается?
Не мог же он всё бросить и уехать, правда? Нет, Лешку бросить очень даже можно, но как же дом, как же кот?
Лешка разжег огонь, трижды перепроверил задвижки, убедился, что всё правильно. Если так и дальше пойдет, придется спать, зная, что за камином некому следить, кроме него. Ничего, это просто. Только не забыть полностью закрыть дверцы. И иногда подбрасывать дрова. И каждый раз проверять, закрыл дверцы или нет.
Тик-так. Тик-так.
В сотый раз вынул из кармана телефон, даже выключил его и включил снова: вдруг глючит? Ничего. Ни сообщений, ни звонков.
Тик. Так.
Сосредоточиться хоть на чем-то не получалось. Сесть и расслабиться не получалось. Есть не хотелось, только пить. Лешка чуть было не сделал себе чай, но его остановило какое-то жуткое предчувствие. Как будто повторится тот вечер, когда он узнал, что мама умирает. Только кто будет на этот раз сидеть рядом? Нет, не надо чая.