Выбрать главу

Лешка хотел заговорить с ней, но не смог себя заставить. То ли из-за боязни расплакаться, то ли из-за присутствия дяди, но горло как будто сковал спазм, слова не шли. Наконец Лешка просто сел на стул, взял маму за руку и стал ждать.

Мама умерла незадолго до рассвета. Лешка точно знал, в какой момент это произошло. Мамина кожа изменилась и стала неживой, движение и свет окончательно ушли из нее, сменившись стылым воском. В руке у Лешки вдруг оказался просто еще один предмет больничного интерьера, только вбирающий в себя тепло, но ничего не отдающий взамен.

Лешка разжал руку, потому что мамы всё равно больше не было. Слёзы лились градом, когда он позволил себя увести. Взрослые о чем-то разговаривали, и Лешка попытался полностью отключить слух, но информация о морге и выдаче тела всё же просочилась и занозой впилась в то место, где раньше было сердце.

Из больницы поехали в какую-то гостиницу, и Лешку это даже обрадовало. Нет, конечно, не обрадовало, потому что радовать его теперь в принципе ничто не могло. Просто всё оказалось чуть менее паршиво, чем могло бы. Дядя ведь мог отвезти его в опустевшую квартиру, а там Лешка совершенно точно не смог бы находиться.

— Поспи, — сказал дядя, хотя было уже утро.

Лешка подчинился ровно настолько, насколько мог: он разделся, забрался под жесткое одеяло и замер, разглядывая потолок, потому что с открытыми глазами не видеть мамино мертвое лицо было немного проще.

Жизнь встала с ног на голову, и Лешка чувствовал себя крайне растерянным. Он лежал в чужой кровати и пытался спать при дневном свете и с открытыми глазами, а мама в это время тоже лежала в совершенно новом для себя месте: в морге, на каком-нибудь ледяном металлическом столе. Не будет возвращения домой, не будет даже возвращения в школу после каникул. Всё рассыпается на куски, нет гравитации и нет якоря, способного удержать Лешку на месте.

Лешка отвернулся к стенке и попытался подавить рыдания, но получалось не очень. Дядя в конце концов подошел и положил было руку ему на плечо, но Лешка жалобно вскрикнул, вжимаясь в стену:

— Не надо!..

Рука тут же отдернулась, но Лешка всё равно с головой накрылся одеялом. Через некоторое время он наконец заснул — только для того, чтобы снова и снова видеть кошмары.

Оказалось, похороны — трудоемкий процесс. Одна мертвая мама превратилась в десятки бумажек, которые выдавали в десятках разных мест. Дядя повсюду таскал Лешку за собой, видимо, не решаясь оставить его одного, и к концу второго дня звук сообщения с подтверждением заказа такси уже настолько приелся, что сам по себе включался в голове постоянно.

За каждой справкой приходилось отстаивать очередь, и Лешка снова и снова играл в маджонг, ни разу не разложив его с первого раза. Может, это и нужно сделать, чтобы всё исправить? Почти как сложить слово «вечность» изо льда.

На широком подоконнике приемной морга стояли кактусы в горшках, и они почему-то прекрасно себя чувствовали. Чем мрачнее учреждение, тем шикарнее там кактусы, это Лешка давно заметил. На почте, например, они были просто огромные, но в морге… Ох, там кактусы росли почти до потолка. А вот мамины кактусы всегда чахли и оставались крошечными, хотя она за ними ухаживала. И этим ненужным наблюдением Лешке абсолютно не с кем было поделиться.

— Самое страшное чудовище здесь — я, — сказал санитар, когда маму забирали из морга. — Так что смотрите только на меня.

Лешка старался, но на секунду всё же отвел взгляд — и тут же наткнулся на незнакомую восковую старушку в гробу.

— Смотрим на меня, — дружелюбно повторил санитар.

Пока обсуждали формальности, Лешка честно рассматривал грубоватое лицо санитара и размышлял о том, что этот трюк, увы, никак не влияет на обоняние. Даже если смотреть на живого человека, тяжелый трупный запах никуда не исчезает.

Санитар понравился Лешке намного больше, чем тетки из похоронного бюро. Они были настойчивые, говорливые, приставучие и совершенно не чувствовали атмосферу. Для них это было нечто вроде базара: продать повыгоднее, удержать клиента, навязать дополнительные услуги.

— Какую религию исповедовала умершая? — спросила одна из теток.

Дядя повернулся к Лешке, и тот поспешно ответил:

— Она атеистка.

— Хорошо, проведем гражданскую панихиду. А вот есть погребальный церковный наборчик, брать будете? В наборчик входят поминальные свечи, иконка, разрешительная молитва…

— Нет, не надо, — твердо сказал дядя. — Она в это не верила.

— Но вы-то верите?

— Не надо никаких наборов.

Тетка собрала губы в обиженную куриную гузку и принялась рекламировать гробы, выставленные вдоль стен.

Лешке ужасно захотелось на воздух.

Потом были похороны, и тетка (не эта, с наборчиком, а другая) противным высоким голосом нараспев читала с бумажки факты о маме, неправильно назвав год рождения и переврав все детали. У гроба в зале крематория стояли только Лешка, дядя и несколько сотрудников похоронного бюро, и вся церемония прощания вышла какой-то фальшивой.

— И пусть нам больно от этой утраты, но нас утешит, что Татьяна сейчас с Господом нашим, — бодро завершила тетка, и Лешка мысленно извинился перед мамой за весь этот цирк.

После похорон стало чуть полегче. Не нужно было больше вдыхать трупный запах, выбирать цвет гроба, случайно видеть чужих покойников. Правда, спать Лешка всё равно не мог, но теперь ему хотя бы не нужно было переживать о том, как мамино тело медленно разлагается и чернеет. Мамы больше не было.

Прах обещали выдать через неделю, и за это время дядя собирался уладить все дела.

В квартиру они всё же сходили, но вещи разбирать не стали, только выбросили все продукты и вынесли мусор. Лешка заметил, что кактусы с подоконников исчезли. Интересно, кому она их отдала.

— Возьмешь с собой что-нибудь? — спросил дядя, когда Лешка заглянул в мамину комнату.

Лешка покачал головой. Он хотел бы взять очень многое, например, все фотографии, мамины картины и книги, старую печатную машинку, смешного деревянного человечка из серванта, папину армейскую форму, глиняный свисток… Он бы взял с собой всё, если честно. Но на себе много не утащишь, да и не бывает у детдомовцев личных вещей, там всё общее. Лучше уж проститься со всем сразу.

— Ладно, в следующий раз, — согласился дядя. — А из своего ничего не заберешь? Все равно обратные билеты с багажом.

— Обратные? — переспросил Лешка.

Почему-то он не задумывался о том, что ему придется вернуться к дяде. Вообще-то это логично, он же оставил там свои вещи. Надо было сразу об этом подумать, а то теперь мотаться туда-обратно. Или сказать дяде, чтобы выкинул всё? Там же ничего ценного, только одежда и зарядка от телефона… Нет, зарядка в рюкзаке. Тем более.

— Да. В следующую субботу улетаем.

— Это обязательно? Всё равно же потом возвращаться…

Дядя покачал головой:

— Все документы у нас уже есть, а заявление подается по месту жительства опекуна.

— Вы что, заберете меня к себе? Насовсем? — уточнил Лешка.

Такой вариант ему в голову не приходил.

— Вообще-то уже забрал, — ответил дядя. — Примерно месяц назад.

Комментарий к 5

Спасибо тем, кто добрался до конца. Знаю, что очень хреновая глава, но для сюжета она необходима. Хуже уже не будет, обещаю.

========== 6 ==========

Лешка не привык к тому, что мама умерла. К этому невозможно было привыкнуть. Но после возвращения к дяде стало легче притворяться, что мама просто осталась дома. Она просто не может сейчас ответить на звонок. Просто не может пока приехать. Так бывает.

Иногда Лешка читал старые мамины сообщения. Не те, что она посылала, когда уже отдала Лешку дяде, а совсем старые. Ворчливые, будничные сообщения, которые поддерживали иллюзию. В конце мама стала сентиментальной, сплошные «люблю» и «скучаю» слишком явно свидетельствовали о том, насколько близко была катастрофа (и как только Лешка не замечал?), и напоминали фотографии жертв, под которыми газетчики пишут: «Она предчувствовала смерть!»