— Ты мне тоже очень дорог! Слава же дьяволу, ты вернулся, Влад. Без тебя было так скучно… — и посидев же еще с минуту-две в тишине, наконец уже и полностью отсмеявшись и, все-таки же дождавшись пусть и грубого, но ответа со второго же этажа: «Я просил дать ему знать обо мне лишь по его же приходу сюда, а не лично вызывать это же самое мое личное исчадье ада сюда и по мою же душу раньше времени. А ты?.. Что сделал ты? Предатель… Иди ты!..», пошел. Соскочил со стула и направился наконец на кухню, продолжая проговаривать же остальное себе же под нос, как монолог и сам Влад же ранее, но и все же еще общаясь, ведя диалог по крайней мере уже с куда более хорошим и человеком. — Двум смертям не бывать, а одной не миновать… Зачем же оттягивать момент единения и встречи на потом? Тем более когда и умереть-то не умрет! Глядишь, обсудят все сейчас, не лично, и потом же уже, при личной встрече, все будет как-то и попроще. И легче же, что ли… Или, может, наоборот удастся оттянуть его же уже ту же самую встречу, но и только же с Софией таким образом? Не поползет же он к ней недоживой-перемертвый и… дважды? Хотя и кто знает… Пока же нужно как следует подкрепиться и набраться сил… День обещает быть долгим… Как и, наверное, ночь!
Глава 2
****
— Новый скандал и новая рана. Новый порез и новая пуля… В сердце и навылет!
Подогнув под себя ноги и сев таким образом по-турецки перед зеркалом во весь рост деревянного светло-коричневого шкафа-купе, сидела низкого роста, худощаво сложенная миловидная брюнетка. Таким образом же еще больше уменьшая и будто урезая же себя. Как и ее тканевая черная пижама, состоящая из длинной футболки и коротких шорт. Что и только же еще больше высветляла и вытесняла ее пусть и не совсем смуглую, но и не бледную алебастровую кожу. И не только же ее, а и всю же ее комнату, практически состоящую лишь из светло-коричневой деревянной мебели. Вроде и письменного стола. С кучей полок, не только обрамлявших и окаймлявших его, но и забитых же под завязку всеми возможными и не книгами: что по размеру, что и по цвету, а там и по материалу обложек, страниц да и самому же содержанию. Стол же сам так же был в этом не обделен — и ломился от учебного и неучебного материалов: книг и тетрадей, блокнотов и канцелярии же к ним, становясь еще одним шкафом, только уже книжным и напольным, с которого вот-вот да и польются знания. Что уж и говорить в этом всем древесном хаосе и о кровати да и тумбе под телевизором, которого, кстати, и не было. Да она бы и сама не особо горела желанием им пользоваться, даже если бы он вдруг появился. Незачем. Все же, что нужно, у нее и так было, и это же ее вполне устраивало. Ничего же лишнего. Так еще и стоявшего бы еще дальше выключенным и под тонким же слоем пыли, как сейчас же это вполне делала и за него же сама тумба с металлическими ручками и зеркальными дверцами. Что и будто бы же стояла только для этого, если и не для красоты. Ну или, в крайнем случае, еще когда и под цветы. Но только лишь сама нынешняя хозяйка этой комнаты знала, что если где-то жизнь и была, то точно за пределами сего помещения. Как и нежизнь, оставившая же ей все это вместе с существованием, непохожим да и даже не кажущимся сахаром. Впрочем, как и медом. Да и хоть бы уже и лесных диких пчел. Но их не было. Как и леса же, собственно. Хотя если с первыми спор еще был бессмыслен. То вот со вторым да и на контрасте же все тех же самых «мебельных стволов» он был. Был. Как и их же светло-зеленые кроны, но и только уже в виде обоев. Над темно-зеленым же травянистым пологом — ковром. С мелким и грубым, будто и мерзлым, промерзшим навсегда ворсом. И под белым, побеленным же небом — потолком. С отчего-то и светло-зеленым да еще и развернутым и квадратным солнцем посередине, но скорее даже и луной — люстрой с матовым стеклом. И с белым холодным светом четырех ламп над ним — единственным его источником в комнате при постоянно закрытых жалюзи белого же пластикового окна, если уж и не зеленых шторах в пол, слегка лишь цепляя ими под стать же окну широкий подоконник из-за утренней и до полудня солнечной стороны, а дальше лишь теневой, но и открывать их для него уже нет никакого смысла, ведь можно воспользоваться и искусственным. И вот на фоне же такого «домашнего леса» девушка и была этаким черным пятном. Грязью же среди травянистого поля и каплей чернил на зеленом бумажном листе. И даже ведь черный пластиковый стул на колесиках и серой металлической ножке не спасал никак не высветлял и не выделял ее на своем фоне, да и не вытеннял же — на худой конец, а только еще больше сливался и примыкал к самой комнате уже и по своей цветовой гамме, ведь тоже был обтянут зеленой клетчатой тканью. Как и ее постель, застеленная того же цвета тканевым постельным бельем и пледом с длинным мягким ворсом поверх.