И мелко же тряхнув несколько раз рыжей копной своих волос, постаравшись одновременно за счет же этого еще и незаметно проморгаться, подольше же не размыкая век, до последнего же пытаясь не встречаться с ней своим янтарным с примесью сейчас насыщенного коричневого злостного разочарования взглядом, он осмотрел девушку перед собой вновь и мельком. Но уже скорее даже не столько и внешне с ног до головы и обратно, сколько и внутренне, стараясь же пробраться и прорваться в нее чуть дальше и глубже, чтобы рассмотреть же ее лучшую часть, как по нему, ведь куда больше же ее собственную. Силясь все же и с помощью же этого увидеть все-таки и снаружи одну и одновременно же развидеть полностью другую.
Заметив же, что парень перед ней все еще пребывает в каком-то своем замешательстве и ступоре, и пока же не собирается никак обратно выходить, слово снова взяла девушка — на этот же раз уже одна. Между делом продолжая переминаться с ноги на ногу, как при ходьбе. Но не столько и от небольшой промозглости, как и уже почти что самого холода. Сколько и от внимательного и серьезно настроенного взгляда напротив. Будто бы и зондирующего, проявляющего ее внутренности, через щелочки же век.
— Ты же Влад, верно? — И убрав руки по инерции в карманы куртки, она сжала ладони в кулаки, чувствуя как они же еще не начали, а уже вспотели. И неприятно же засаднив на кончиках пальцев, больно закололи покраснев и чуть даже вздулись от подступившей к ним чрезмерно крови. И все же — для допразогрева от неожиданно же подошедшей к ним «со спины» холодной нервозности и ударившей же морозным волнением «меж лопаток». — Мне Никита рассказывал про тебя. Да и показывал… тоже. Вас с ним… и вас всех же. Ну и тебя отдельно! Так что… Да! Рада наконец познакомиться лично… Пусть и при таких нелепых обстоятельствах и довольно-таки неприятных условиях.
— Да. Влад! — Как-то резко и чуть ли не чеканя каждое слово ответил ей парень. И сам же от себя и от своей такой неразумной выходки вздрогнул. Сначала ощутив ком собственной же мерзлой земли в глотке. Потом вдохнув к нему запах еще и засохшей сирени через нос. И только уже после всего этого наконец оценил — как у девушки напротив пересохло от этого же в горле. После чего еще и увидел этот сухой и удушливый шок в ее карих глазах. И тут же попытался исправиться, сглотнув и откашлявшись несколько раз. — А ты, видимо, София. По-гречески — мудрость…
— София… — кивнула утвердительно ему брюнетка, но и лишь повторяя же за ним как будто под гипнозом. И уже даже не столько внутренне, столько внешне же сжалась. Продавливая, но еще пока и не прорезая тонкие лунки своими квадратными ногтями в нежной и мягкой коже ладоней. Только же и тут понимая, что на их зачистку, как и покраску времени как раз и не хватило. И сломать же — как нефиг делать. Но уже же и поздно метаться. Да и уж что-что, а это ее сейчас заботило в последнюю очередь. К сожалению. Ведь при ином и лучшем как ни посмотри раскладе она могла бы хотя бы на них и отвлечься, отвлекшись, в свою очередь же, от Влада.
— Значит, та самая… Софа! — И если на первом предложении он еще держал маску, как и марку, только начиная светлеть, то на сокращенном и уменьшительно-ласкательном имени девушки окончательно же просветлел, вернувшись в свет же не только светло-янтарными глазами, но и в принципе. Будто уже догрузив и загрузив же всю нужную ему программу. Со всеми же и ее документами. Отправляя параллельно старые же и ненужные в корзину. Но и при этом не удаляя же их до конца: «А вдруг…». Но и тем не менее же наконец спокойно выдохнув. Не только за себя, но и буквально же заставив сделать то же самое девушку напротив. Отпустившую так же наконец свои засушенные приторные темно-сиреневые лепестки в полет по ветру и дав же тем самым дорогу новым и свежим. Лишь слегка же под и на концах же их прижучив, еще все же и немного засмущавшись и зардевшись на и от его же «та самая». Ведь пусть ей и так и до этого было неудобно за себя, так еще же и за ребят теперь приходилось краснеть — по большей же части из-за их молчания он и смотрел на нее сейчас с таким каким-то же своим недовольством. И даже поистине «волчьей хмуростью». Большими же и гораздо, чем того же требовала возникшая же ситуация между ними, явно. Но и опять же все, как по ней. Он же, как обычно и в своем же репертуаре, казалось, и не замечал и не чаял уже ничего: ни этого, ни в принципе не обращал же ни на что конкретное внимание, смотря в общем. И будто бы просто сначала увидел одну, а после вдруг прозрел и увидел другую. И все. Ничего же криминального пока не случилось. И все ведь еще пока под его же контролем. И сделав же вслед за ним конкретно же в этом разрезе ставку на погоду, что и прямо-таки же сейчас застилала и закрывала же в буквальном смысле моросью все и вся, притупив на миг, как видно, ее и его же зрение, вроде бы почти что и успокоилась, но и тут же ведь вспомнила, что уже и не столько спешила, достаточно же еще и подмерзнув, сколько уже и именно же почто что опоздала и окончательно же вымерзла. Вытягивая теперь рукава своей же темно-фиолетовой кофты из-под рукавов же куртки, стараясь уже и хоть так ведь, хоть на деле и никак согреться. Но и все равно же пыталась и хоть так сохранить хоть какое-то же, какое-никакое тепло. Как и прекращая же уже теперь переминаться и начиная уже мелко прыгать на месте. Прекрасно же еще и понимая, что, скорее всего, а даже и точно только еще больше путает таким образом свои же и без того уже спутавшиеся между собой нитяные фенечки: из переплетения же двух белых нитей, на одной из которых из стальных же кубиков с белыми буквами было собрано имя: Карина, а на другой: Полина, черно-серую с таким же керамическим письменным пером с гравировкой же сзади: Н и ту самую же все серо-черную шерстяную в сплетении же двух нитей вокруг же красной, и повязанную же на семь узелков, так и повисшие же не иначе чем и тяжким грузом, безмолвно и несвободно, на левом же предплечье у кисти. Но и намеренно же не одергивая сейчас их. Решив оставить это до удобного случая, а именно — прихода домой, где она сможет не только спокойно раздеться, но и снять их. Не порвав их, а размотав. Как и свои же украшения на шее: в виде двух керамических крыльев. Одного черного с затертой гравировкой сзади: А. На тонкой и длинной черной цепочке. И другого белого с гравировкой же сзади: С. На такой же тонкой, но уже и короткой белой цепочке. И черного керамической подвески — крестика. С ним же, но уже и поменьше, из черных же фианитов на нем. На тонких, короткой и длинной в сплетении, черных цепочках. С гравировками же сзади: Ж и А. Ведь достаточно длинное и высокое горло кофты просто уже и само не позволяло сделать этого. Как и ставшие такими же рукава. Вытянутые и стянутые уже выше кончиков пальцев и спрятанные же в карманах.