И хоть все основное дело было сделано, София все же продолжила смотреть на него. Но уже и не столько же следя за весьма эстетичным, как с ее стороны и на него, процессом сначала «создания», а после и самого же курения, сколько внимательно же рассматривая его самого и всего. Так нагло же не уделив этому внимания ранее, будучи же под безостановочным обстрелом: то его глаз, то скалистых улыбок-ухмылок, то и слов, благо еще и без действий по отношению же к ней. Но зато же и не теперь, подписав в молчании и взаимно временное перемирие, дав же тем самым друг другу передышку и уйдя же на сам тайм-аут. И под его же уже и одобрительный хмык, как и взгляд из-под полуприкрытых век и скрещенных шпаг-ресниц, решила восполнить этот пробел и в этом же моменте. Не только и пока он сам молчал, будто бы и дозволяя. А заодно и в очередной же раз взять слово. А и пока был обращенным к серому куполу неба и скорее наслаждался им, чем рассмотрением же ею и себя. И пока же она сама оставалась невидимой в этом разрезе и для него. Но и на всякий же случай припомнила тактику Александра — взгляда из-под бровей. Добавив еще от себя и от Влада же — через ресницы. То и дело обдаваемые скрывающими ее же заинтересованность то ветром, то дождем, то и ветром с дождем. Как и его же высокие белые кроссовки. Что были уже не просто покрыты мелкими каплями прозрачной влаги и коричневой грязи, а уже и утоплены в них. Как и в небольшой луже, мало-мальски, но собирающейся под их ногами, соединяясь же меж ними двоими. Так и серые же штаны, что хоть и были заправлены резинками в них, тоже были замызганы: что спереди, что и наверняка же, как ей думалось да и зналось же по себе же, ходили-то они уже одинаково, сзади. А порой ведь и поболее. И гораздо же хуже, чем спереди. Что и оставалось чистым, в таком случае, но и не сухим, так это более-менее весь верх и серый же тканевый рюкзак на его плечах и за спиной. Вместе же с капюшоном. Что уже с той же спины и в один миг перекочевал и уже же был на его голове. То ли чтобы не погасить сигарету раньше времени и самим же дождем. То ли и что уже достаточно и слишком же мокро голове стало. Но почему бы и еще не поговорить, так еще и перекурить же в молчании меж этим, когда тебе есть чем прикрыть голову? Девушка же как стояла, да так и стояла же перед ним, не надеясь. В своих черных кожаных сапогах по колено и на плоской подошве. В темно-серых же обтягивающих джинсах, заправленных в них. И без капюшона куртки. Как и без хотя бы даже какого-то пакета на голове, если уж и не зонта. Да и самой же куртки — пока снимет промокнет же уже и так вся. Но хотя бы и волосы же перестали в лицо лезть из-за ветра, прилипнув и повиснув темно-каштановыми мышиными и крысиными хвостами. Хоть что-то же радовало! Как бы это и ни звучало. И ведь выпрямила же их, да, и как вовремя. Будто бы и машину же и перед как неожиданно самым дождем помыла. Как и тот же самый шаман: накаркала и вызвала же все себе сама. Но и явно же ведь как самый главный — без танца же с бубном. Обошлась. Что теперь же ей лишь стоило зайти в помещение, чтоб только лишь чисто согреться и подсохнуть минимально, как она сразу же приобрела бы на голове «взрыв на макаронной фабрике» и напомнила всем же о и непосредственно же саму Кудряшку Сью. Ну а что еще же оставалось? Ничего. В любом же случае поздно. Как и глупо. Глупо же и было надеяться, что ему вдруг станет не плевать и он позовет ее под какой-нибудь хотя бы даже и цветной тканевый навес, если уж и не под металлическую крышу. Закончит разговор чуть раньше, чтобы она не мокла дальше. Или отстегнет же на крайняк свой капюшон и даст же его ей, в конце-то концов. Но он же не мок — не его и проблемы. Как и их же решение. Все. Этим же и было все сказано. По крайней мере мелкий еще же пока дождь хотя бы таким образом чуть больше и лучше сбивал ее пыл. Начавший же мало-помалу уже конкретно давать о себе знать. Пусть пока не видно и не паром с головы. Но вот видно же как раз для нее — ведь и из ее же ушей. Проклевываясь же из ее же обманчивого состояния жалости к нему. Вызванной им же самим и уже не просто так. Как она же это уже поняла по его же все виду и поведению. И своему же состоянию, реакции и внутреннему, как и внешнему же, ответу на все это. И теперь только долбящему ее же и его же эгоизмом почем зря. В этом и во всем. По всему да и за все. Хорошее и плохое. Благие же все намерения. Да и кто бы сомневался.