– Что с тобой? На тебе лица нет.
– Саша пошел провожать страхотину Верку.
– Ты что, влюблена в него?
– Не влюблена, но обидно, что он не обращает на меня внимания.
– Что ты в нем нашла хорошего? Волосы у него как у рыжего колонка.
– При чем тут волосы! Послушала бы, как он поет, как играет на гармошке!
– Милочка, ты, однако, влюблена в музыку…
Мать прекратила расспрашивать дочь, посмотрела на ее статную фигурку и подумала: «Дочь уже выросла, стала настоящей невестой…»
На очередных посиделках Миля села рядом с Александром и предложила:
– Давай споем на два голоса!
Дуэт получился замечательный.
С тех пор Саша стал провожать Милю. Домой она возвращалась радостной и счастливой.
– Что случилось? – удивлялась мать, – ты сияешь, как глазурованный пряник!
– Меня сегодня провожал Саша.
– Добилась все-таки своего, ну и характер, – произносила мать и замолкала.
Во время одной из бесед матери с дочкой в разговор вмешался отец:
– Доченька, ты бы поостереглась Грудзинского, он же поляк.
– Что из того, что поляк? Поляки разве не люди?
– В нашем роду была полячка. Ее усилиями весь наш род как пургой унесло из родных мест в Сибирь.
– Папа, ты никогда не рассказывал об этом. Расскажи, пожалуйста, подробно.
Александр Георгиевич задумался. При царском режиме он не афишировал свое положение ссыльного. При советской власти статус дореволюционного ссыльного мог принести дивиденды, но гордость не позволяла ему этим воспользоваться.
– Папа, почему ты молчишь?
Тяжело вздохнув, словно воспоминания о прошлом вызвали притупившуюся боль, отец начал повествование:
– До Сибири твои предки жили в Смоленске и носили всеми уважаемую фамилию Суворовы…
– Мы родственники Александра Васильевича Суворова! – обрадовавшись, вскричала Миля.
– Нет, мы были однофамильцами прославленного генералиссимуса.
– Жаль.
– Мой отец, Суворов Георгий Михайлович – зажиточный мещанин, держал в Смоленске лучший извоз. Нанятые кучеры на его конях, запряженных в кареты, возили самых почитаемых в городе жителей…
Человек гордый и самолюбивый, он не терпел несправедливости и обмана. Его жена, очаровательная полька Ядвига, блистала красотой и нарядами на всех городских мероприятиях. Она приглянулась городничему, у них завязался роман. Слухи дошли до Георгия Михайловича. В нем закипела злость и жажда мести. Он был горяч и скор на расправу со своими ямщиками. Многие испытали на себе его тяжелую руку. Не отдавая себе отчет, что городничий – не ямщик, долго не думая, отец собрался и отправился в управление полиции. В приемной его встретил городовой вопросом:
– Вы, сударь к кому?
– Городничий у себя?
– Вас вызывали?
– Я спросил, у себя ли городничий, – произнес Суворов и направился к двери в кабинет.
– Нельзя без приглашения! – закричал городовой и попытался преградить дорогу посетителю, но не успел.
Георгий Михайлович распахнул тяжелую дверь и вошел в кабинет. Из-за стола поднялся городничий. Он был отставным майором и не робкого десятка. На его лице мелькнула насмешливая улыбка, которая взбесила Суворова.
– Что вам угодно? – спросил городничий.
– Не что, а кто, – ответил Георгий Михайлович.
Подойдя к городничему, он хотел отвесить ему пощечину, но кулак не разжался, и удар получился такой силы, что обидчик не устоял на ногах.
– Дежурный! – заорал во весь голос городничий.
В кабинет вбежали двое городовых.
– Арестовать! В каталажку, немедленно! – приказал тот подчиненным.
Городовые взяли Георгия Михайловича под руки и вывели из кабинета.
Городничему не составило труда отправить мужа любовницы на каторгу. При оформлении документов изменили фамилию, чтобы не позорить знаменитого полководца. Однофамильцы Суворова стали Михайловыми. Эту же фамилию дали его братьям, детям и всех сослали на поселение в Сибирь. Над нашей семьей пронеслась жестокая буря, которая унесла всех далеко от Смоленска. Твоего деда сослали на каторгу в Нерчинск, а сыновей – на поселение в село Никольское. Жена твоего деда Георгия Михайловича не последовала за ним, как жены декабристов…
– Что стало с Ядвигой? – спросила Миля, не дожидаясь конца рассказа.
– Она быстро собралась и уехала в Польшу.
– Вы переписывались с ней?