– Так что предполагаю, что ты на самом деле не сбежишь от меня, – сказал я ей, – что приятно осознавать, потому что в мои планы в любом случае не входит отпускать тебя. Как я и сказал, – я отклонился от нее и сделал шаг назад, в то же время, облизывая свои пальцы дочиста. – Мы не закончили. Так что, когда ты снова будешь готова на серьезные отношения, сообщи мне, или иначе я буду просто продолжать дразнить тебя.
Выйдя, я боролся со своим внутренним желанием взять ее прямо здесь и сейчас на том столе. Но я не могу, по крайней мере, не сейчас. Я собираюсь завлекать ее приятно и медленно.
Мне потребуется множество гребаных холодных душей.
Два месяца. Прошло два месяца с той ночи в его офисе, и четыре месяца, с тех пор как я встретила Леви Блэка. Прошло четыре месяца с тех пор, как мой мир и моя жизнь перевернулись вверх тормашками. В классе он был профессором Блэком, и после той ночи в офисе, он стал особенно жесток в классе – нас осталось уже всего четырнадцать – но в тот момент, когда я оказывалась наедине с ним – неважно, как сильно старалась избегать его, я всегда в конечном итоге оставалась наедине с ним – в лифтах, на лестничных пролетах, в автомобилях – и он всегда превращался обратно в просто Леви. Просто Леви был сексуален, страстен и… он сводил меня с ума.
Когда он сказал, что это не конец, он имел в виду именно это. Если мы оставались одни в его «таун каре», то его руки оказывались между моих ног. Когда я надела брюки, он ухмыльнулся на изменение в одежде и демонстративно поцеловал меня, в то время как его водитель прибавлял звук радио. На секунду его губы коснулись моих, мой разум отключился, и прежде чем я поняла, верхняя пуговица моих брюк была расстегнута. Что еще хуже, я наслаждалась этим. Я наслаждалась наблюдением того, как он действует на меня. Это по-своему будоражило меня, и я не отдавала себе отчета. Мой разум продолжал говорить мне, остановиться, но я не хотела.
В лифтах он нажимал на кнопку остановки и прижимал меня к стене, целуя так, как будто это был последний раз, когда он когда-либо собирался целовать кого-то. Я льнула к нему, желая большего, чем просто поцелуй. Он вел себя так же, когда мы находились на лестничных пролетах; он подталкивал меня спиной к стене и целовал отчаянно и страстно. Он даже доходил до прокладывания дорожки из поцелуев на моей шее и нежно покусывал верхнюю часть грудей, после чего отступал с улыбкой на лице. Этого было недостаточно для меня.
Я не желала останавливать его. Это заводило меня абсолютно каждый раз, и всякий раз, когда он отпускал меня, я понимала, что хочу большего. Но он никогда не заходил дальше, чем страстный поцелуй или легкое поддразнивание, и так или иначе это делало все только намного хуже, чем если бы мы фактически занимались сексом. Его поцелуи, прикосновения, их было недостаточно.
Когда я отправила Селену обратно в Мэриленд, то гордилась собой. Я гордилась тем, что справилась со своей похотью и эгоизмом, чтобы добиться того ради чего приехала сюда. Но теперь, такое ощущение, словно я возвращаюсь обратно к своему обещанию, данному самой себе.
Мне просто необходимо отвергнуть его. Мне необходимо выражаться ясно и прямолинейно. Мне необходимо потребовать от него не прикасаться ко мне.
– Итак, это будет концом пути для двоих из вас, – сказал он, когда встал перед группой. – Тот, кто получит самые низкие оценки за итоговый экзамен зимней сессии, будет отсеян. Я поздравил бы прямо сейчас вас, кто бы вы ни были, за то, что пробились так далеко, но проигрыш – ничто по сравнению с поздравлениями любого из вас.
Он обошел свой стол и сел. Достав свою красную ручку, он начал оценивать наши экзаменационные работы. После трехчасового ожидания этого гребаного решения, мы все были истощены и желали уйти, однако нам необходимо знать, попали ли мы в заключительную группу из двенадцати человек.
Вивиан протянула мне попкорн, но я покачала головой ей в знак отказа. Однако Аттикус протянул руку и схватил горстку.
– Шесть шотов за то, что это парень в галстуке-бабочке, – сказал Аттикус, и парень обернулся и уставился на него.
Аттикус пожал плечами и продолжил есть попкорн.
– Десять за то, что это парень с шарфом, – прошептала Вивиан, – тот с сережкой в стиле 80-х годов.
– Кто-нибудь из вас знает чьи-либо имена? – я посмотрела на них.
– Нет, – ответили они оба.
– Зачем напрягаться, если он в любом случае выгонит их? Помните ли вы чье-либо лицо, кто уже был изгнан из этого класса? – спросила Вивиан.
– Как только определятся эти двенадцать студентов, я стану учиться с другими девятью именами, – сказал Аттикус, уже учитывая нас.
Они были так уверены в себе, и все же мои руки дрожат.
Вивиан посмотрела на меня. – Почему ты так напряжена?
– А почему ты нет? Я единственная, кто думает, что тест был трудным?
Они посмотрели друг на друга всего мгновение, прежде чем оба встали и сели в конец ряда… подальше от меня.
Придурки.
– Очень смешно, – сказала я, но они притворились, что не замечают меня. – Прекрасно, надеюсь, вы оба провалитесь.
– Ты что-нибудь слышала Вивиан?
– Не уверена, но это похоже на тихие заснеженные возгласы сомнения, Аттикус.
Тихие заснеженные возгласы сомнения?
– Это даже не имеет смысла, – огрызнулась я на них.
– Тсс! – парень в галстуке-бабочке повернулся к нам.
– Серьезно, ты был здесь весь семестр? – спросила я его, от чего Вивиан и Аттикус разразились приступом смеха.
Хотя они прекратили в тот момент, когда Леви поднял взгляд. Его зеленые глаза оглядели класс, и все перестали дышать. Затем он вновь опустил взгляд и продолжил проверять работы.
Подонок делает это нарочно!
Несмотря на это, я наслаждалась наблюдением за ним. Его темные волосы слегка взъерошены, в основном из-за сексуальных ухищрений, которые у нас происходили на лестничном пролете по счастливой случайности прямо перед тем, как мы попали в аудиторию.
Я предполагала отвергнуть его. Но вместо этого нахожусь здесь, предаваясь мечтаниям о том, как приятно ощущалось бы быть прижатой к нему, и как сексуален он в своих очках. Словно я нахожусь под его контролем.
В следующий раз, когда он поднял взгляд, мы все замерли. Леви встал, схватил губку и начал стирать информацию обо мне.
– Вот дерьмо, – сказал Аттикус, прозвучав так, будто находился на другом конце земли, или, по крайней мере, именно так это прозвучало, поскольку мое сердце бешено колотилось в груди, и стук отдавался в голове.
Я с ужасом наблюдала, как он медленно стирал данные о моей семье, образовании, расе, и наконец, о возрасте, прежде чем остановиться прямо перед моим именем. Опустив губку, он взял мел и начал писать имена других студентов в классе.
– Сукин сын, – выдохнула я, откинувшись на спинку стула.
– А мы только подумали, что наконец-то избавились от тебя, – вздохнул Аттикус, сев с правой стороны от меня.
– Она, как Арнольд Шварценеггер, все продолжает возвращаться, даже когда ты не хочешь этого, – добавила Вивиан, сев с левой стороны от меня.
– Спасибо, ребята, – сказала я с сарказмом.
– Давай же, парень с галстуком-бабочкой, – Аттикус стучит кулаком, ожидая увидеть, встанет ли парень и уйдет ли, как только Леви написал лишь двенадцать имен на доске.
Конечно же, галстук-бабочка все же ушел с позором.
– Да! – ликовал он, и бедный парень выглядел так, словно хотел задушить его. – Возможно в следующем году?
– Парень с шарфом… ушел, – Вивиан дала «пять» ему и повернулась ко мне.
Закатив глаза, я дала ей «пять».
– Вы оба ужасные люди.
– Конечно, а опять-таки как же мы стали твоими союзниками? Хорошо, что мы теперь друзья, – возразил Аттикус.