– Все будет хорошо. Они потрясающе выступили. И однажды, мы будем такими же, – прошептала Вивиан, сев рядом со мной на задних рядах.
– Спасибо, – медленно сказала я, удивившись тому, что она заговорила со мной прямо сейчас.
Она сжала руки в замок. – Я уволилась с работы… моей другой работы.
Я удивлена, что у нее все еще находилось время для другой работы.
– Здорово.
– Я просто хотела, чтобы ты знала…, и хотела сказать… хотела сказать, что мне жаль. За все, что произошло, и за то, что я сказала тебе. Прости, ты – хороший адвокат, и никто не имеет права осуждать твою личную жизнь, тем более я. Так что, прости.
– Слишком много «прости» в одном высказывании, – сказала, взяв ее за руку и слегка сжав. – Однако спасибо, поскольку сейчас я чувствую себя подавленно.
– Со временем справедливость восторжествует.
– Всем встать, – сказал судебный представитель, и все встали.
Как только судья вошел, я усилила свою хватку на руке Вивиан. Не уверена, находится ли ее другая рука на моем плече ради того, чтобы утешить меня или чтобы высвободиться из моей крепкой хватки. В любом случае она ничего не сказала. Мой живот походил на необъятную яму боли, и все во мне, а в особенности сердце и разум, сжалось.
– Я внимательно рассмотрел данное дело, и хотя все же соглашусь со стороной защиты по поводу нарушенного в какой-то степени судебного процесса по делу Бена Уолтона, я не могу без всякого зазрения совести дискредитировать себя новым рассмотрением дела, тем самым в дальнейшем добавляя страдания семье Ван Аллен. Поэтому, мистер Блэк, ваше ходатайство о пересмотре дела отклонено.
Он ударил своим молотком по специальной деревянной подставке, и вот так просто он ушел.
Отклонено.
Это означает «нет».
Это означает, что все, что мы сделали, было напрасно. Все кончено, мы проиграем.
Мы проиграли.
– Тея!
Вивиан схватила меня, когда я рухнула обратно на скамью.
Я не чувствую больше никакую часть своего тела. Внутри все болит, словно мои легкие заполняются водой, и я медленно задыхаюсь. Мое зрение затуманилось. Я слышу, как люди хлопают в ладоши, будто было чему радоваться. Это не является справедливостью. Справедливость только иллюзия. Надежда лишь причинила еще больше боли, и прямо сейчас я не могу даже пошевелиться.
Мы должны были выиграть.
Наши доказательства были хороши, все работало в нашу пользу. У нас были газеты, СМИ, активистские группы, все были на нашей стороне, проталкивая нас вперед, поддерживая нас и все же, тем не менее, мы проиграли. Мы проиграли в трех приговорах суда.
– Это еще не конец.
Я не знаю почему, но в этот краткий момент, у меня нет такого чувства, словно я падаю. Повернувшись к нему, я даже не осознавала, что плачу, пока он не вытер мои слезы.
– Не сдавайся из-за этого. Это просто неудача, хотя и большая, но мы сможем…
– Спасибо, Леви, – мой голос надломился, но я в любом случае продолжила. – Спасибо за все, что ты сделал для меня. Но могу я минутку побыть одна? Я скоро выйду, но мне просто необходима минутка.
Он выглядел расстроенным, но взял свои вещи и ушел. Зал был пуст, и я заплакала. Прижав руку ко рту, я плакала.
И только тогда, когда у меня пересохло в горле, а глаза опухли, я прекратила. Так же, как и когда была моложе, я вытерла лицо тыльной стороной ладони и протянула руку в сумочку за маленьким флакончиком глазных капель. Затем встала, поправила одежду и, выйдя из зала суда, увидела затылок Леви, пока он разговаривал с прессой. Я не хочу никого видеть прямо сейчас, не в таком состоянии.
Однако повернувшись, чтобы спуститься по лестнице, я заметила человека поднимающегося по ступенькам в мою сторону. Его глаза были темными, почти черными, и он с яростью уставился непосредственно на Леви. Он потянул руку в карман пиджака, и в очередной раз мой живот сжался, уши запылали, а сердцебиение участилось. Появилось такое ощущение, словно время замедлилось. Все выпало из моих рук, когда я побежала к нему. Леви смотрел на меня так, будто я обезумела, и произнес что-то одними губами, но я ничего не смогла услышать на фоне оглушительного взрыва выстрела…
БАХ
Это прозвенело в моих ушах, а затем наступила боль, и я больше не бежала.
– Тея! Тея! – кричал Леви, нависнув надо мной.
Его глаза настолько широко раскрылись, что выглядели так, словно собираются вывалиться из глазниц.
Почему это именно так, неважно насколько темным все вокруг становилось, он мог дать мне такую ясность? Он походит на бесконечную свечу в вечно темной комнате.
– Тея! Тея! Скажи что-нибудь! Тея!!!
Свет тускнел, а затем погас.
– Сегодня, на крыльце здания суда штата Коннектикут, в двадцатитрехлетнюю Тею Каннинг, дочь недавно умершей юридической индивидуалистки Маргарет Каннинг и печально известного преступника Бена Уолтона стреляли.
– Полиции удалось перехватить и задержать стрелявшего. Эти новости следуют за шокирующим постановлением судьи Томаса, который отказал мистеру Блэку и его клиенту, мистеру Уолтону, в праве на новое рассмотрение дела. В результате чего многие предполагают, что данное происшествие было попыткой заставить замолчать молодую мисс Каннинг и утихомирить ее стремления освободить отца. Врачи говорят, что ее состояние критическое…
Убавив звук радио, я попытался выкинуть ту сцену из головы. Все произошло так быстро, что мои руки все еще трясутся.
В одно мгновение Леви и я сидели в зале суда, потрясенные решением судьи, а в следующее мы разговаривали снаружи с толпой репортеров, стараясь изо всех сил понять, что только что произошло, как вдруг откуда ни возьмись, Тея выкрикнула имя Леви, побежав… нет, прыгнув под пулю, будто она получит гребаное объятье вместо нее.
Она пронеслась. Клянусь, Боже милостивый, она пронеслась, когда пуля попала в нее. Она рухнула в объятья Леви и все, что он мог сделать, это уставиться на нее с хмурым взглядом, как будто он не понимал, что видел, в то время как все остальные побежали в укрытие. Леви, как статуя, опустился на колени, наблюдая, как ее кровь изливалась из нее на него. Затем реальность происходящего, вероятно, настигла его, поскольку он начал дрожать и выкрикивать ее имя.
Леви прижал руки к ее животу, пытаясь остановить кровотечение. Он звал ее, но она не реагировала. Судя по всему, я вызвал полицию, но не помню этого. В голове лишь тот образ Леви в слезах с любимой женщиной, истекающей кровью, на его руках и коленях перед зданием суда. Этот образ останется со мной навсегда.
– Как он? Как она? Что происходит? Куда нам необходимо поехать? – Бетан выбежала из дома, когда я вернулся домой.
Ее родители держали Беллами, и я подошел к ним, забрал дочь из их рук и притянул ее в свои объятья.
– Тристан, – всхлипнула Бетан, и я тоже притянул ее в свои объятья.
Они в безопасности. Они в порядке…, как и должны быть, но мне просто необходимо было увидеть их…, чтобы удостовериться.
– Что произошло? Мы пытались связаться с Леви, но его телефон выключен. Раздался выстрел, а затем все камеры выключились, – сказала его мать, подойдя ко мне.
По какой-то причине, увидев ее, я разозлился…, возможно, я зол на весь мир, но прямо сейчас миссис Блэк являлась центром внимания моего гнева.
– Вы оставили его, – сказал я, вернув Беллами Бетан. – Он пошел против мира. Он сказал вам правду. И противостоял всем ради того, чтобы добиться справедливости для вашей убитой подруги. И чтобы освободить мужчину, который провел в тюрьме почти двадцать лет за преступление, которое не совершал. И вы оставили его, вы оба оставили его без поддержки! А та семья, Ван Аллен, о которой вы так горячо заботитесь. Полагаю, что они только что пытались убить вашего сына, а двадцатитрехлетняя девушка, которая за десять минут до этого узнала, что ее отец, вероятно, проведет остаток его жизни в тюрьме за преступление, которое он никогда не совершал, бросилась перед ним и приняла гребаную пулю на себя. Продолжайте отворачивать лица от дерьма, но это ведь не помешает вам плохо пахнуть в конце дня, не так ли?