Кое-кто из «застрельщиков» уезжал все-таки, в отчаянии или спьяну решив «рвануть», но потом неизменно возвращался. Поэт-сторож Андрюша уезжал дважды, столько же — Куницын, а Матвей даже трижды, но все неизменно возвращались на Север, как магнитная пулька. Пряча истинную причину, шутили, что привыкли к длинным рублям, а на материке, дескать, нужно все время слюнить пальцы, чтобы копейка не сорвалась и не закатилась. На самом же деле — и Матвей это особенно остро почувствовал во время отъезда — их неудержимо тянуло назад, в мир простых открытых душ, безоглядной взаимопомощи по первому зову.
Однажды Матвей застрял из-за пурги в аэропорту на две недели, «высох», и его кормил и поил совершенно незнакомый нефтеразведчик, а потом его и нефтеразведчика кормил и поил художник, о котором они только и знали, что его зовут Юра. Сказочная страна в наш век холодного расчета и первой заповеди: «Урви, или урвут у тебя!»
А еще эта сказочная страна полонила души чем-то неуловимым. Уж в каких цветущих городах не пожил Матвей — и в Ленинграде и в Хабаровске, и во Владивостоке, и в Полтаве, даже скромный Магадан выглядел в сравнении со здешними селениями европейской столицей, а все равно тянуло именно на эту неухоженную, замусоренную, какую-то обиженную землю, вызывающую щемящую любовь.
У него навернулись слезы на глаза («Становлюсь плаксив», — машинально отметил он), и, пряча их, он скомандовал:
— Нацеживай!
Каждый по северному обычаю нацеживал себе сам: сколько хочет и может.
— Ну, будем! — Куницын высосал первым. Не выпуская из руки папироску, опрокинула Куховарова.
Поднеся ко рту стакан с водкой, Матвей явственно ощутил запах этилового спирта — первый признак начинающегося штопора. Значит, организм уже переполнен им и обмен веществ идет по сивушной схеме. «Сколько теперь продержусь? Ведь агент еще не раскрыт…»
Матвей нагреб около себя копну пятерок:
— Кто на копытах шататься может?
Вызвались Гаранжа и Куканов, вооружились авоськами, сумками.
— Шампани, коньяку, сиводрала, бормотухи — весь ассортимент, на все вкусы, и так, чтобы больше не бегать, — наставлял их Матвей.
— Все равно не получится, — радостно ухмыльнулся Андрюша. — Еще не раз побежим.
Матвея всегда изумляла его способность выстоять в любой шторм. Худой, в чем только душа держится, но, бывало, все полягут, а он один бредет в магазин, потом растаскивает «павших» по домам. Он объяснял, что сивуха придает ему силы.
— Держитесь, — сказал он, окидывая всех широко расставленными серыми глазами, в которых светились ум и тоска. — Не улетайте!
— А куда мы улетим, — сказала Куховаров. — Уходите, но возвращайтесь.
Когда хлопнула за гонцами дверь, Вадим оживился:
— Для полного кайфа нужно высвистать бабец.
Он потянулся к красному телефону, который стоял на столе, и обнаружил, что тот разбит. Кряхтя, поплелся в прихожую, где стоял параллельный черный телефон, — тот тоже был разбит. Постоял в недоумении.
— Неужто отрезаны от мира? Оба не работают?
Матвей злорадно наблюдал за ним.
— Почему? Оба работают.
Вадим хмыкнул, рассматривая аппарат, из которого вылезали внутренности:
— А как…
— Придерживай вилку коленом, а говори туда, где слушают, и слушай там, где говорят.
— Меха-а-аника… Ну ладно, сейчас наберу для тебя заветный.
Прикрывая диск телефона, чтобы не подглядели (публика хваткая), Вадим набрал номер.
— Але! Танюша? Что, котельная? Тьфу…
Снова набрал — не то.
Задумался.
— Надо же, вылетело из головы…
Из угла кто-то бухнул:
— У Таньки восемьдесят девять двадцать два.
— Что? Точно! А ты откуда знаешь? — он растерянно блеснул очками.
— Кто ее телефон не знает…
Вадим сконфуженно набрал номер.
— Танюша? Але! Да, Вадим. Только прилетел. Ну, долго рассказывать. Приходи. По дороге подруг захвати — чем больше, тем лучше. Точнее, чем лучше, тем больше. Что? К Матвею.
Та возмущенно застрекотала в ответ.
— Погоди! — крикнул Вадим. — Придешь, за бутылкой разберемся.
Он с треском бросил трубку и повернулся к Матвею.
— Отец! Ты уже там побывал.
— Она сама меня высвистала. Только я закрутился и пришел не в точно назначенный срок.
А точнее, он пришел не только не в назначенный срок, а в совсем неудобное время — уже за полночь и пьяный. Танька открыла дверь на щелку и зашипела:
— Сейчас нельзя, у меня гости. Приходите завтра, — и тут же захлопнула.
Гости или гость, если они были, не высовывали в коридор носа, и Матвей, плюнув на порог, ушел. Видимо, об этом сейчас стрекотала по телефону Танька.