— Ну, у меня все, товарищи!
Углова эти слова застигли в дверях, остальные успели выйти раньше. Заждавшийся Николин шофер встретил выходившего прораба тихим, но явственно слышным матом.
Мгновенно оглохнув, Никола весело махнул ему рукой:
— Все, все, Петро! Уже закруглили. Едем!
Он быстро забрался в кабину, басовито рявкнул и сорвался с места «ЗИЛ». Никола сидел на земляных работах не только внутри управления, но нахватал подрядов со стороны, и столько, сколько он мог писать выработки в путевки шоферам, не мог писать никто. Потому и приходилось на ночь глядя добираться домой или пешком, или на попутных — кто бы из шоферов согласился ждать прораба до полуночи без нарисованных в путевках трех норм выработки? За дневное-то катанье приходилось рисовать две нормы — на третью уже не у всех хватало мощи.
Дмитрий Григорьевич, выйдя с планерки вслед за прорабами на темный двор, поманил к себе Семена.
— Ты, Углов, чего это дурака валяешь, а?
— А что, Дмитрий Григорьевич, — отозвался Углов. — У меня все на мази.
Он уж знал, о чем пойдет речь.
— Не помнишь, что ли, что ты у меня в долгу? Три месяца я тебя не трогал. Так что давай без дураков. Чтоб закрыл в этот раз пару нарядов. Опять гость из треста ожидается. Так что, Углов, смотри не вздумай подвести.
— А кто ожидается, если не секрет?
— Кто, кто? Да опять пузан, кто ж еще? — со вздохом сказал начальник.
Семен присвистнул. Гость ожидался знатный.
— Да он же был у нас не так давно! — удивился Углов.
— Был, был, — безнадежно махнул рукой Дмитрий Григорьевич. — Что ж с того, что был? Знаешь же его — где плана нет, он тут как тут.
Сейдаметов, ревизор родного треста, был трупной мухой. Само появление его предвещало последнее, окончательное несчастье. В отличие от прочих своих коллег, он ездил только в умирающие организации.
В своем тесном кругу он смеялся: глупцы ездят с проверками в процветающие конторы. Любители снимать пенки с мясного навара — ну, пусть себе снимают! Не понимают жизни, примитивнейшая жадность застила им глаза.
Ловить мышей в управлении, выполняющем план?! Это годилось только для несмышленышей. Ну, напоят водкой, ну, накормят пловом, а дальше-то что?
Стоит только поглядеть на самодовольные лица этих выполняющих!
Не то было в конторах, находящихся при последнем издыхании. Сейдаметов появлялся в них, как хирург у постели обреченного.
Тут-то и лежала удача Сейдаметова. Он сидел рядом с умирающим, держа руку на пульсе. Вот раз прервалось дыхание, другой, третий — он прислушивался. Здесь он брал все, что можно было взять, и все, чего брать нельзя было ни под каким видом. Но риск оправдывал себя, и кроме того — просто не хватило сил остановиться.
В областной город шли машины с лесом, железом, шифером. Везли оконные блоки, трубы, линолеум, белила и гвозди, — Сейдаметов не брезговал ничем. Он отстранял ладонью привозимые в гостиницу ковры — коврами при желании он мог бы уже и сам торговать. Дома у него был целый склад ковров.
Живые деньги и стройматериалы, стройматериалы и деньги — ничего другого он не признавал, пока, конечно, имелась возможность не признавать. Он был домовит — большая семья, семеро сыновей зависели от его уменья жить. И каждому сыну поочередно он строил дом.
Второе за последние полгода появление на горизонте стройуправления ревизора Сейдаметова было зловещим признаком.
Углов раздумчиво пожевал губами — стало быть, действительно под Митряем закачался стул. Он посмотрел на начальника. Дмитрий Григорьевич был скорбен.
— А, стараешься, стараешься, ночи не спишь, а что толку? И кому это все нужно? — Митряй сгорбился и махнул рукой.
— Да ничего, Дмитрий Григорьевич, — пожалел его Углов. — Авось, наладится дело. Что там ревизор? Ну, встретим, напоим, накормим как надо.
— Это что! — вздохнул начальник. — Если б только поить-кормить, так это пустяки. Ты, Семен, возьми это дело на себя, покрой должок. А остальное, что надо, я сам сварганю. В прошлый-то раз ты тоже его денек ублажал?
— Было дело, — согласился Углов.
— Ну вот, стало быть, подход имеешь, — обрадовался начальник.
— Надолго он? — спросил Семен.
— Да кто ж его знает? — безнадежно вздохнул Дмитрий Григорьевич. — Иди угадай, когда он нажрется. Утроба его известно какая — знай подавай!
Углов прикинул: Сейдаметов ел три плова в день и за каждым выпивал пол-литра водки. В промежутках он отсыпался и перекусывал шашлыком. Шашлык тоже пустым не подашь. По самым скудным подсчетам выходило, что с оплатой разных мелких желаний и гостиничного люкса Сейдаметов обходился примерно в сто рублей за день!