— Сыпь к Анюте. Кинешь ей трояк, она тебя передвинет под течку.
Углов полез вниз. Уже с Середины лестницы он запоздало вспомнил:
— А когда наладишь насос?
— Сыпь, сыпь! — донеслось сверху. — Пока машину подгонишь, заработает.
Спустившись, Семен снова сунулся в конторку. Еще через минуту Анюта лихо вылетела во двор. Семен шел за ней, усмехаясь в усы. Деловые ребята крутились на бетонном узле.
Буквально через пять минут во дворе заревели десятки моторов. Самосвалы крутились, съезжалась и разъезжались на крохотном пятачке. Лихости перестроений, проводимых Анютой, позавидовал бы даже суворовский капрал. К тому моменту, когда на верху бункера зачихал хиленький насосик, угловский самосвал уже стоял под течкой.
Анюта стояла на крылечке конторки, глядя на отгрузку орлиным глазом. Мощный загривок нависал над ее крутыми плечами. Углов нечаянно глянул на загривок, и рука его сработала раньше головы. Раздался смачный хлопок. Семен удивился своему нахальству и отшатнулся, ожидая удара.
Анюта тяжело повернулась в его сторону. Глаза ее замаслились и превратились в невидимые щелочки.
— Ой, да ты што! — хрипло выдохнула она. — На людях-то.
Игриво улыбнувшись, она легонько толкнула Углова бедром. Тот отлетел в сторону. Грузно ступая короткими ногами, Анюта прошла в конторку. Перед тем как исчезнуть в проеме, она обернулась и призывно кивнула Семену. Дверь осталась приотворенной.
Углов опасливо глянул на темный проем и быстро побежал к самосвалу.
— Загрузился? — издали крикнул он шоферу. Тот кивнул из окошка кабины. Семен быстро отворил дверцу и плюхнулся на сиденье.
— А ну шустрей отсюда, — скороговоркой выплеснул он. Шофер обратил к нему недоумевающее лицо.
— Давай, давай быстрей! — умоляюще заторопил его Углов.
Ударило уже двадцать восьмое, крайнее число. Крайним оно было оттого, что к первому надо было сдать в бухгалтерию готовые, проверенные и подписанные, наряды. Отступать было некуда. И главный инженер, и Дмитрий Григорьевич вспомнили на летучке и черта и чертову мать, и прорабы поневоле зашевелились. До двадцать восьмого шла суета и гонка с процентовками; приходилось умаливать, умасливать, уламывать неподатливых заказчиков. Эти пять-шесть процентовочных дней проходили под знаком шашлыков, водки и плова.
С утра прорабы появлялись на минутку в управлении, урывали машину под зад и разбегались по чужим конторам.
Заказчиков улещали и обжуливали, как только могли. В процентовки загодя вписывались самые небывалые внесметные работы в надежде, что пронесет и что удастся залить глаза, а в Стройбанке тоже лопухнут и пропустят.
Тут шустрее всех управлялся Никола. Его представительная фигура внушала невольное доверие. И если — дай-то бог — постоянный куратор объекта почему-то не мог выехать на место и поручал поглядеть на выполненные работы какому-нибудь помощнику, то Никола добивался необычайного.
Углов не родился с такими специфическими талантами, и ему приходилось ходить в середнячках. Но так не так, а и он брал свое. Упустить подпись на тысячной бумаге из-за сквалыжного прижима живой красненькой, казалось, и было слишком глупым, и Семен, так же, как и остальные, исправно жарил шашлыки и разливал по стаканам горячительный напиток.
К двадцать восьмому с процентовками в основном утряслось. Митряй скрепя сердце отменил на время многочасовые пятиминутки. Началось время закрытия нарядов.
С утра управление пустовало — хоть шаром покати: прорабы отсыпались до обеда. К четырем начинали появляться в конторе.
Стародавний, неизвестно кем и зачем установленный порядок соблюдался строже, чем заповеди господни: наряды следовало писать не раньше шести вечера, а заканчивать далеко за полночь.
К концу дня с объектов съезжались мастера, их усаживали напротив себя, давали в руки ручки, бланки нарядов, и похмельные головы начинали мучительно трудно вникать. Сначала работа шла туго. Но через часок в управлении появлялись бригадиры. У этих был свой интерес, и письменный труд становился по веселее. Однако мастера также имели свой интерес, начиналось немедленное сведение месячных счетов. Верховным жрецом, оракулом и судьей на ринге выступал прораб.
Бригадир был плоть от плоти и кровь от крови бригады: его заработок и заработок рабочих был связан неразрывно, и он ощущал себя бойцом во чужом стане, полпредом и лазутчиком. Бригада, посылая «бугра» на битву за правое дело, давала ему наставления.
— Ты, Иваныч, смотри не проморгай, как в прошлом месяце, — строго напутствовал его кто-нибудь из старожилов бригады. — Вон у Николы прораба по двенадцать с полтиной на круг в прошлый раз вышло, а у нас еле-еле до пяти дотянули. Ты давай жми Угла-то. Скажи, все разбежимся, если и дальше будет так жмотничать.