Углов поднялся на второй этаж и зашел в прорабскую. Мастер его участка сидел за столом угрюмый и насупленный. Он, конечно, прекрасно понимал, зачем вызвали Углова, и не ждал от секретного дядь-Жориного разговора никаких для себя приятностей.
— Сергей, — сказал Углов дипломатично. — Там внизу дядя Жора кой-что организовал, ты загляни на минутку, не обижай старика, а то уж ты его совсем затыркал, чуть не плачет. Сам и пригласить боится, меня просит.
Мастер нервно дернул плечом.
— Как же, плачет. От него от самого кто хочешь заплачет. Все на свой лад норовит перевернуть. И проект ему не проект, и мастер ему не мастер! Чуть что — пойду к прорабу! Ну пусть идет! Развелось тут любимчиков. А у самого, между прочим, помощник десять дней прогулял!
Углов разом встал на дыбы. Ему не понравился гнилой намек про любимчиков.
— Что?! — цыкнул он грозно. — Какие такие десять дней? Какие такие прогулы? Где рапорта, где докладные? Это у кого, выходит, любимчики? Что ты мне задним числом загадки загадываешь? Значит, сначала сам покрывал, хорошим хотел быть, а теперь поцапался с бригадиром — о прогулах заговорил? — Семен хлопнул ладонью по столу. — Нет рапортов — нет и прогулов! Так и запомни. А еще раз такое случится — сам на них будешь деньги добывать! И чтоб к процентовкам тогда не прикасался, хоть из своей зарплаты плати. Последний раз закрываю, учти. На угловском участке прогульщиков нет! — Семен задохнулся от собственного крика. — Ну ладно, считай, что ты мне ничего не говорил, а я ничего не слышал. Ясно? А теперь иди вниз, да не шибко там нажимай, впереди у нас с тобой еще ой-ё-ёй сколько писанины!
Мастер тяжело поднялся и, приняв вид незаслуженно обиженного, словно бы нехотя пошел к двери.
Углов проводил его глазами.
— Да, прорабом быть — не дворником. Тут случается, что и семи пядей во лбу маловато бывает. — Он был доволен собой.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Вот уж полгода, как Лиза, уходя спать, запирала за собой дверь.
Невозможно было перебороть элементарную человеческую брезгливость, когда, глупо и пьяно улыбаясь, вставал на пороге спальни муж и требовал от нее невозможного. Лизина душа съеживалась от отвращения в крошечный кровоточащий комок.
Хорошо еще, что в последнее время Семен и тут, как видно, сломался. Он перестал скандалить, перестал мучить ее, ломясь в дверь спальни. Теперь, возвращаясь ночью, он прямиком шел на веранду и падал на лежавший на полу матрац. Видно, ничего уж больше стало ему не нужно от жизни, кроме своей растреклятой бормотухи.
— Ой, Лизка! Ой, дурища! — всплескивала руками закадычная подруга Сонька Калинова. — И што ж ты мучаешься! Да гуляй ты, гуляй! Тоже мне монастырница. Думаешь, в рай возьмут? Как бы не так! Эх, мне-то, бабе, и то жалко смотреть, как такое добро пропадает, и чего ради? А мужики-то, что ж ты думаешь, слепые?!
Лиза хорошо знала, что не слепые, но только слабо отмахивалась от бешеной Соньки. А та то разливалась майским соловьем, то пугала ее.
— Вот погоди, погоди, годы-то уйдут! — Калинова сладко расправляла крутые плечи и выпячивала вперед могучие груди. — Можешь у меня кой-чему поучиться, раз своего ума нет!
У Соньки, действительно, было чему поучиться. Ее стандартная по нынешним временам судьба укладывалась в два не менее стандартных слова — «разведенная женщина». Намучившись смолоду нечаянной беременностью и мучимая сейчас подрастающей безотцовщиной, она махнула рукой на свой погасший очаг и стала греться у чужих.
Теперь она делилась опытом с захиревшей в семейной жизни подружкой. Лиза слушала и не слушала ее. Ей не очень верилось в Сонькины приманчивые рассказы.
Да, она была живым человеком, ничуть не менее живым, чем шальная Сонька. И если женскую, главную ее суть жестоко топтали, и если любовь к мужу превратилась для нее в не прекращающуюся пытку и унижение, то это все равно еще не означало, что Лизин внутренний мир полностью и навсегда разрушен. Нет, где-то там, в затаенной последней глубине, на самой периферии сердца притаилась и жила еще робкая, призрачная надежда, что кошмар ее нынешней жизни — он временный. Что страшный сон этот когда-то кончится.
Но Лиза уже почти не могла связывать это свое будущее обновление с Семеном — нет, при мысли о нем сама собой погасала всякая надежда. Но было бы слишком несправедливо, если б оказалось, что она увидела белый свет только затем, чтоб мучиться и страдать.
Легко было Соньке болтать о сладких, угарных поворотах своей бабьей судьбы. Она и замужем-то была всего какой-то неполный месяц. Калинова ни сном ни духом не ведала, что это за чудо такое — своя собственная семья.