— Что за место? — заинтересовался культурный работник. — Ответственное? Вы ведь понимаете, я…
— Весьма! — с чистой душой не дал ему закончить Углов. — Я бы сказал даже — сугубо ответственное!
Нет, место было действительно не на шутку ответственное, хотя, может быть, и несколько не в том смысле, в каком понимал ответственность приезжий. Ну да что поделаешь — жизнь, она разная случается! Качели.
Размышления его снова прервал седоватый.
— А что, интеллигентные люди у вас здесь есть? — засомневался он.
— Сколько хочешь! — категорично отрезал Семен.
— С высшим образованием? — с робкой надеждой вымолвил «рыбак».
— Каждый второй! — слегка преувеличил Углов.
Приезжий удовлетворенно кивнул трясущейся головой и отошел к машине.
Он был явно успокоен и потерял к Углову дальнейший интерес. Семен напомнил ему о своем существовании.
— Вы, когда оформитесь, спросите прораба, — сказал он, уходя. — Вам всякий покажет.
Приезжий вдруг засуетился.
— Одну минутку, — остановил он Семена. — Я вот как раз хотел у вас насчет оформления спросить…
— А что? — прикинулся дурачком Углов.
— Да ведь, говорят, судят? — застрашился культурник.
— А чего там — проформа! — Пренебрежительно махнул рукой Семен. — Это больше для порядку, чтоб бумага была.
Седоватый согласно кивнул:
— Да, да, конечно…
Мысли его были легки, как у ребенка.
Углов пошел к проходной.
Костенко зашел в прорабку к самому вечеру. Углов вскинулся ему навстречу: чего вдруг к концу дня? Случилось что? Отрядный не заглядывал к нему на работу почти месяц.
Капитан успокоил его:
— Все в порядке, в порядке. Только вот разговор один мы с тобой не договорили, прораб.
— Какой разговор? — удивился Углов.
— Да тот самый, за жизнь, — ответил Костенко. — Не забыл?
— А что — жизнь? — усмехнулся Углов. — Мы глина, она лопата, куда нам против нее?
Отрядный нахмурился. Он помолчал, катая за скулами тугие желваки; потом его прорвало:
— Да разозлись ты на жизнь, Углов! Не кисни! Скажи жизни: «А-а-а, стерва, ты поперек меня прешь, так я сам поперек тебя полезу!» Озлись раз, прораб! Ведь ты все же не в юбке, а в штанах ходишь, мужиком называешься, а послушать тебя, а копнуть тебя чуть глубже — так и полезет наружу кислая баба!
— Почему же именно кислая? — спросил Углов, принужденно улыбаясь.
Капитан прищурился:
— Да потому кислая, что уж больно ты спешишь жизни уступать.
— Сказать легко, — не на шутку озлился Семен, — да сказать мало, доказать надо!
— Ой ли? — с усмешливым страхом всплеснул руками отрядный. — А что, если докажу? Попробуем, что ли?
— А чего? — Семен спрятал глаза за прищуренными веками. — Мы послушать толкового разговору никогда не против.
— А раз не против, так слушай, — уже серьезно сказал Костенко. — Ты вот скажи мне: боишься на волю идти?
— Чего это мне бояться? — поразился было Углов.
— Есть чего, — усмехнулся капитан. — Сейчас, здесь, ты кум королю; ни о чем тебе думать не надо: вовремя разбудят, вовремя на работу поведут, вовремя покормят, да вовремя спать положат. Живи, не хочу! Обо всем уже за тебя подумали. А на воле? Там каждый свой шаг ты сам продумать да решить должен. Понимаешь — сам! Вот оно, дело какое. Разве не страшновато? Тут, худо-бедно, а до большой беды мы тебя не допустим. А с той стороны? Тут магазин, там пивнуха, друзья-товарищи… Ты вот теперь внима-а-а-тельно слушай, Углов. Может, никто тебе того не скажет, что я скажу. Я ведь здесь, Углов, не год и не два с вами вожусь, научился угадывать, что к чему. Давно уж приметил я такое дело: вот привезли к нам какого-нибудь, ну, сам знаешь… И вот он бурлит — водку отняли, так чифирь хлещет. С утра до темна, глядишь, только взад-вперед и бегает; все внутри у него горит… Так вот тот, который бегает, — он еще ваш, понял меня, Углов? Ваш!
— Понял, — усмехнулся Углов.
— Так, хорошо, — согласился капитан. — Но вот вдруг, примечай, Углов! — вдруг на глазах меняется человек. Что, подменили его! Уж он не бегает, а ходит; и ходит смурной, невеселый, и все больше молчит, и ложка за обедом у него из рук валится. С чего бы, а? А вот с чего, Углов! Человек в бывшем живчике проснулся. Человек! А человек, что он сразу делать начинает? Думать, Углов, думать: как ему, человеку, дальше на свете жить? Ведь вы же все, пока думать не начнете, — антиподы какие-то; как вверх ногами живете.
— Как, говорите, — антиподы? — переспросил Углов. Ему смутно показалось, и даже не показалось, а скорее почувствовалось, что где-то когда-то он уже слышал нечто подобное. Словно некий круг замкнулся. Но мысль мелькнула и отлетела.