— Что с тобой? — Спросил спутника Степан — стрелок.
— Домовой шалит, — надевая на шею оберег, произнес полянин.
— А говорили, нечисть здесь спокойная.
— Прогуляемся перед сном? — Предложил охотник.
— Пойдем. Посмотрим, чем здесь народ живет.
— Я с вами. — Услышав разговор, попросился Карп. После случая на постоялом дворе, он не отставал от Безымяна ни на шаг.
— Где Арпашка? — Спросил Степан.
— Спит. Сморило после баньки. — Завязывая ворот, ответил Карп.
— Сам, что в бане не был? — Поинтересовался Безымян.
— А в баню с сумкой не пускают. — Ответил за рычанского Степан. Друзья засмеялись. Карп покраснел и, закинув вещи за плечо, обиженно произнес:
— Вдруг украдут. Не удобно без подарка.
— Что же там за подарок? Точно, кусок золота тащишь.
— Так мы идем? — Прекратил насмешки Карп и первым вышел за ворота.
К вечеру похолодало. Запахнувшись в телогрейку, Безымян принялся считать звезды.
— Не разевай рот, ворона залетит. — Посоветовал стрелок. Полянин усмехнулся. В деревне было пустынно. Люди отсыпались перед предстоящим праздником.
— Пойдем, постоялый двор поищем. — Предложил Безымян. — Там всегда людно.
— Зачем тебе люди?
— Поговорить.
— А ты со мной поговори. — Сказал Степан. — Знаешь, к примеру, какая у нас, стрелков, самая лучшая работа?
— Нет.
— Стрелки князьям забивать.
— Это как?
— Вот смотри, решат удельные князья разборку друг с другом учинить. Выяснить, значит, у кого дружина крепче, конь лучше, денег больше. Одна проблема: где встретиться. Тогда выбирают лучшего стрелка. Выходит он в поле и пускает стрелу не глядя. Среди князей это «стрелку забить» называется. На равнине далеко видно. Где стрела воткнется, туда дружины и съезжаются.
— А потом? — Спросил Безымян.
— Всякое бывает. — Отмахнулся Степан. — Даже до драки доходит. Только дело не в этом. Пару стрелок князьям забьешь, столько отвалят. Целый год жить можно.
Безымян только восхищенно тряхнул головой.
— Интересная жизнь у тебя, Степан.
— Подожди. — Остановил Безымяна охотник. — Заболтались. Уже деревня кончилась. Это оттого, что мы по ошибке не в ту сторону двинули.
— Слышите? — Подняв палец вверх, произнес Безымян. — Кто-то на дудочке играет.
Путники замолчали. Перекрывая скудный хор ночной живности, из-за пригорка доносилась едва различимая мелодия.
— Пойдем, послушаем. — Потянул спутников Безымян.
Не нужно было разбираться в музыке, чтобы понять: играл мастер. Тихая и грустная мелодия лилась по равнине, наполняя морозный воздух невидимыми узорами. Веселье исчезло. Странники зачаровано слушали переливы свирели, не в силах сдвинуться с места. Боль и тоска сжимали душу, оставляя на ней кровоточащие раны. В песне не было слов, но они бы только помешали. Безымян ожидал увидеть умудренного сединами старца, но за пригорком, на камне сидел молоденький парнишка. Простая, холщовая рубаха певца полоскалась на ветру, а тот, казалось, не замечал холода. Понял Безымян: хоронит себя парень, за грошик жизнь продает. Подходи, бери. Словно, вся жизнь человека в этой песне пролегла. Пронеслась, как один миг. А певец играл, не замечая усталости, черпая силу от самой земли. Теперь в воздухе повеяло замогильным холодом. Полянин вздрогнул.
— Все там будем. — Невпопад произнес он, но все его поняли. Заметив, что не один, певец испуганно оглянулся, спрятав дудочку под рубаху. Он подскочил на ноги и попятился, словно его застали, когда он делал что-то худое. Безымян в два прыжка преодолел спуск и настиг певца.
— Не бойся. Не обидим. — Успокоил парнишку полянин.
— Я и не боюсь. Дудочку не ломайте. — Попросил певец.
— Ты с головой дружишь? Кто ж на такое руку поднимет?
— Находятся. — Насупившись, произнес парень, высвобождая руку из захвата. Неуловимым движением он извлек на свет свирель и, погладив ее, произнес:
— Цела.
— Сам делал? — Поинтересовался полянин.
— А то кто же?
— Молодец. — Искренне похвалил Безымян. — Красиво играешь. Аж душа заходится.
— Как зовут-то тебя, певец? — Спросил подоспевший стрелок.
— Васильком кличут. — Притупив взгляд, ответил парень.
— От чего такие песни грустные играешь, Василий?
— Чему веселиться? Не мил мне белый свет. Совсем житья здесь не стало. Гонят отовсюду в три шеи. Староста играть запретил. Как увидят, что я за дудку взялся, сразу отнимают, а самого побьют для острастки.
— Почему не уйдешь? Мир большой. Наверняка, найдутся слушатели. — Задумчиво произнес Безымян.
— Не могу. — Тихо ответил Василек и поник. — Девушка есть одна…
— Любит тебя? — Помог Степан.
— Любит, и я люблю. Только завтра свадьба у нее. Видно, не жить мне на белом свете.
— Ты чего? Руки на себя наложить захотел? — Возмущенно произнес Безымян.
— А хоть и захотел? — Со злостью ответил певец. — Кому до этого дело?
— Мне! — Рассвирепев, крикнул полянин и грянул кулаком о камень, расколов его надвое. — Рассказывай.
— А чего тут рассказывать? Людмила сыну старосты приглянулась. Вот старик и постарался. Подговорил народ, отца любимой запугал. Чтоб по честному все было, договорились состязание устроить. Кто ивовый прут с трехсот шагов собьет, тому Людмилу под венец вести. Только справедливостью здесь и не пахнет. Из Киева Негод, сын старосты, стрелка привел, который промаха не знает. Я хоть лук в руках не держал, не хуже местных бы стрельнул. А сейчас и пробовать нечего. Предупредили еще изверги, чтоб до завтрашнего утра убрался из деревни. Иначе, забьют до смерти.
«Не за что человек пропадает, — подумал Безымян. — Жаль парня. Сила в нем великая заложена. Он, как искра. Вроде маленькая и проку от нее никакого, однако, большой огонь разжечь может. Нельзя его в беде бросить». Полянин посмотрел на Степана и сухо спросил:
— Поможем?
Стрелок кивнул.
— Не горюй. — Потрепал он Василька по волосам. — Я за тебя стрелять буду.
— А ты умеешь? — С недоверием спросил певец.
Степан не ответил. Вместо этого он опустился на расколотый камень и задумчиво произнес:
— Чтоб самим впросак не попасть, сейчас все хорошенько обмозговать нужно.