Странник тем временем принялся рассказывать о землях, где доводилось ему бывать. Он говорил о том, какой урожай собрали соседи, о лихих людях на дорогах, печенежских набегах и свирепых битвах на границе со степью. Призывал учиться ратному искусству. Селяне слушали и кивали. Договорив, старик поднялся, поблагодарил за радушный прием и бережно уложил в суму гусли. Его просили остаться на ночь, но певец отрицательно повел рукой и, сказав: «Род с вами», — двинулся к лесу.
Когда путники исчезли из виду, народ еще немного посетовал на жизнь и начал расходиться. Те, кто хитрее и продуманнее, сразу же обо всем забыли, выбросив песню из головы, а Безымян не смог. Слишком глубоко в душу она ему запала. Послушал, и захотелось расплакаться, словно мальчишке. Вот бы самому так бродить: незнакомые места, новые люди. Может, и за Русь матушку доведется постоять. А если с ними попроситься? Не возьмут. Странный народ эти певцы. Уплелись, на ночь глядя, даже не передохнули. «Уж не в чащу ли они направились? — Подумал полянин. — Пропадут ведь. Места глухие». Хлопнув от досады по лбу, Безымян бросился вслед и едва нагнал старцев в пролеске.
— Может, не стоит туда ночью? Заблудитесь.
Старик, прищурившись, внимательно посмотрел на Безымяна.
— Спасибо за заботу, мил человек. — Произнес он. — Только темнота нам не помеха.
Тут Безымян понял, что старик не храбрится, а это на самом деле так. Непрост был этот дед. Лицо посечено, все в шрамах. На правой руке два пальца срублено. Сам горбатый, но грудь могучая. Во взгляде сила великая. Сразу чувствуется: не калека перед тобой, а умудренный опытом боец. Воинский навык временем не изведешь.
— Вижу, спросить о чем-то хочешь, но не решаешься, — подбодрил певец. Безымян проглотил вставший в горле ком и произнес:
— Ты воевал, дедушка?
— Было время. Не это ты спросить хотел.
Безымян вытер рукавом выступившую на лице испарину.
— Я правильно понял? Ведь, вы не просто так заходили?
Старец положил увечную руку на плечо Безымяна и тихо произнес:
— Будет беда. Потому и ходим, чтобы людей разбудить.
— А я смогу чем помочь? — Вырвалось у парня.
Испугавшись, что сболтнул не то, он пристыжено опустил голову. Однако старик не разозлился. На челе певца пролегла лишняя морщинка.
— Нет на твой вопрос прямого ответа. Одно скажу: слушай, что тебе сердце подсказывает. Так и поступай.
Безымян поднял глаза и понял, что не рассердил странника.
— Слушай, дедушка. Видно сразу — ты человек бывалый. Может, я сказ про тебя слышал? — Приободрившись, спросил полянин.
— Может, и слышал, — ответил старец.
— Я Безымян, а ты кто? Назови себя. — Попросил парень. В этот миг в чаще ухнула ночная птица. Безымян не смог побороть любопытство и посмотрел в темноту, а когда вернул взгляд обратно, стариков след простыл. Растворились, будто их и не было.
Неудобно получилось, — досадуя на себя, произнес полянин и побрел домой. Не узнал он у странников, что хотел. Не ответили они ему. Не понимал Безымян, что до некоторых вещей в жизни нужно дойти своим умом. Прочувствовать. Иначе, грош — цена такому знанию. Сколько раз после спрашивал себя полянин: ушел бы он, не посети деревню певец? И приходил к мысли, что нет.
Певцы дождались, пока стихнут шаги Безымяна и переглянулись.
— Почему ты не направил парня к Белому волхву? — Спросил старика Чудин.
Ратибор аккуратно развязал дорожную суму и достал самогуды. Старательно, чтобы не уронить на землю, он вытряхнул из инструмента маленькую бронзовую иглу.
— Таких, как этот парнишка, опасно учить ремеслу до срока.
Заметив, что Чудин не понял, Ратибор терпеливо продолжил:
— Мысли этого человека отравлены местью. Он не чист. Наполовину белый, наполовину черный. Если парень переметнется на сторону Чернобога сейчас — пол беды. Когда он научится владеть силой, и ступит на темный путь, будет хуже. Самые опасные противники — бывшие герои.
— Как Дерхон? — Спросил Чудин.
— Не к ночи он будет помянут.
— Дерхон спит уже триста лет.
— Уже нет. Гордец Лютополк разбудил его. Цепной пес Ящера вышел на охоту.
Чудин вздрогнул.
— Неужели все так серьезно?
— Нечисть поднимается, и это только начало. Попомни мои слова: многие из тех, о ком уже успели забыть поднялись, чтобы вернуть стоячую воду. Скоро они будут здесь. Наступают страшные времена. Чтобы этого не допустить, мы с тобой проделали длинный путь.
Ратибор пошептал заклятие и подул на иголку. Бездушная вещь ожила и начала пульсировать на огромной, мозолистой ладони старика.
— Покажи, родимая, где тот, кто нам нужен, — попросил певец.
Бронзовое острие сдвинулось и застыло, повернувшись на север.
— Нужно спешить. — Сурово произнес Ратибор. — Мы должны перехватить Лютополка, пока он не наделал глупостей.
— Разве он опасен? Лютополк не служит темной стороне.
— Светлой тоже. Он служит только себе, а это самое страшное. Если богатырь узнает, что за водицу раздобыл, то ради прихоти может порушить весь мир. Ее мощь велика. От того в чьи руки она попадет, будет зависеть многое. С ее помощью можно сделать много хорошего, ровно, как и много плохого. Для этого мы должны перехватить Лютополка раньше слуг Чернобога и убедить отдать стоячую воду.
— А если он не согласится?
— Тогда придется его убить. Будь готов к этому.
По ночному лесу шел богатырь. Витязь не скрывался, громко, без опаски оскорбляя лешего. Ему и не такое сходило с рук. Никто не смог войти в одну и ту же реку дважды. Он смог. Но не только войти, да еще и набрать заветной водицы. То, что было не по зубам слугам Белобога и Чернобога, Лютополк продел мимоходом, смеха ради. Богатырь совершил очередной подвиг, чтобы показать свою удаль. Певцы по городам и весям от Киева до Мурома слагали о нем былины, теша самолюбие витязя. Еще не появилось дело, которое было бы Лютополку не по плечу. Не родился на этом свете человек, который мог бы тягаться с ним на равных. Прознав о том, что богатырь смог добыть легендарную воду, его искали все: черные приспешники Ящера, гридни Киевского князя, светлые герои. Лютополк смеялся над преследователями и выходил победителем из всех стычек, укладывая противников сотнями. Богатырь перенял силу горного великана. На нем была одета метеоритная броня, на которой клинки врагов не оставляли даже царапины. В ножнах покоился страшный меч — самосек. Лютополк выторговал его у спившегося героя в обмен на неразменный пятак.