— Мы что, разбойника изловили? — Спросил тот, что стоял слева от Безымяна.
— Какой же он тать без оружия? — Отозвался сзади всадник.
Они рассуждали, будто Безымяна и не существовало вовсе.
— Может, у него спросим?
— Эй ты, горемыка. Почему в лесу ночуешь?
Растерянность прошла. Ей на место пришла злость. Чтобы ни произошло, он решил оставаться человеком. До конца.
— Пилигрим я, странник. В степь иду. — Спокойно произнес Безымян.
Его оглушил дружный хохот.
— Не похож ты на пилигрима. Больше — на кузнеца.
— Работал я у кузнеца. — Поддержал Безымян. — Выгнал он меня.
— Работал плохо?
— Хорошо работал.
— Почему прогнал?
— Показалось кузнецу, что я на жену его виды имею. Решил жизни поучить.
— Поучил?
— Да как сказать? Он меня три раза ударил, я его один.
— Не повезло тебе.
— Это ему не повезло. Я сразу поднялся, а он без чувств остался лежать. Полгода недвижимый был, до Ивана Купалы. Пока папоротник не расцвел. Бабка — ведунья его тем цветом обмахнула, он и поднялся.
— Добрая бабка.
— Да она только три дня в году добрая, остальное время скотину портит, да людей морочит.
— Значит, ему повезло.
— Почему повезло? На правую ногу по сей день припадает.
Безымян нарывался. Откровенно, прямо, потому что не мог по-другому. Иначе перестал бы уважать себя.
Всадники тоже поняли это. Самый старший. Тот, что выехал Безымяну в лоб, коротко бросил:
— Проверь сумку.
Прежде, чем Безымян успел вмешаться, незнакомец наклонился в седле и ловко подхватил его пожитки. Перехватив суму поудобней, он вытряхнул ее содержимое на землю. Вместе с продуктами посыпалось бабкино добро. Красная и синяя ленты, деревянная фигурка волка, золотая игла, холстяная кукла, парные камушки, да мешочки с травами.
Безымян хотел броситься на обидчика и разорвать его, но смерил себя. Кто он такой, чтобы на благородных витязей кидаться? У него даже меча нет. Он с завистью посмотрел на оружие всадников. Его взгляд перехватил тот, что впереди, на гнедом.
— Пользовать умеешь? — Кивнул всадник в черном и зеленом.
Хотел Безымян из духа противоречия отречься и сказать, что ведьму порешил, да вещички прибрал, но вспомнил Бабку Анисью. Не чужая же. И, понурив голову, произнес:
— Умею.
Всадник раздвинул тонкие, обветренные губы, в ухмылке.
— Кончать его? — Спросил старшего голос из-за спины полянина.
Тот, продолжая улыбаться, отрицательно покачал головой.
— Пусть живет.
Он наклонился в седле и прошептал Безымяну:
— Еще свидимся.
Махнув рукой, витязь выпрямился, увлекая за собой спутников. Безымян любил разное зверье. И сейчас не удержался от искушения и попытался потрепать за морду одного из коней, до того они были хороши. Но в последний момент лошадь раскрыла пасть, оскалив волчьи клыки. От неожиданности Безымян оступился и упал на спину. Всадников это только позабавило. С гиканьем и улюлюканьем они унеслись, потревожив еще не проснувшихся лесных жителей. Безымян остался в одиночестве.
— Свидимся. — С досадой прошептал полянин и плюнул вслед слугам Ящера.
Всадники тем временем были уже далеко. Земля мерно гудела, содрогаясь под копытами чудо — коней. Четыре витязя сидели в черных седлах прямо, с достоинством, словно встречный ветер был им не помеха.
— Почему ты не тронул его, Страх? — Поравнявшись с предводителем, спросил всадник со шрамом.
— Он еще не решил, какую сторону примет. В грядущей сече нам нужны сильные бойцы, Голод.
— А если ты ошибся? Вдруг он не примкнет к тени?
— Тогда я ничего не понимаю в людях. В любом случае, воды у него нет.
— А значит он нам не соперник, — Добавил Ужас. — И никогда им не станет. Этот человек слаб духом. Он не герой.
— Точно. Героев ты убиваешь сразу.
Безымян поднялся и начал собирать рассыпанные по листве пожитки. Не признал он в незнакомцах нелюдь. Тогда б и разговор по-другому получился. Слышал Безымян, что не щадят такие никого. Почему же не тронули? Искали, видать, чего, да не нашли. Не зря вещи перерыли. А если вернутся? Без оружия не отбиться. Дубину жалко. Придется новую ломать. Лучше убраться с проклятого места по добру — по здорову. Безымян нащупал под домотканой рубахой бабкин оберег. Не подвел. Присматриваясь к деревьям и выбирая сук по руке, Безымян услышал позади себя треск. Кто-то со стонами и кряхтением взбирался по крутому склону со стороны родника. Хоть и был Безымян не из пугливых, а сердце дрогнуло. Никогда беда не приходит одна. Скинул полянин волчью тужурку, чтоб удобней бороться было, расставил руки и двинулся навстречу опасности. Грудь на грудь. Вначале из орешника показался Безымянов посох, а следом, отряхиваясь от сучков и травы, вылез Карп.
— Ловко ты с ними. — С одышкой произнес рычанский. — Все слышал. Напугал ты их, брат.
— А я уж решил, что ты совсем убег. — С укором произнес Безымян. — Чего меня не разбудил?
— Ты не думай. Не струсил я. — Начал оправдываться Карп. — Как услышал, едут. Дай, думаю, укроюсь, чтоб потом из засады напасть. А ты молодец, сам справился. Не проговорился, что двое нас.
Безымян махнул рукой и подобрал посох. Закинув суму на спину, он двинулся к дороге. Карп затрусил следом.
— Чего молчишь? — Донимал он Безымяна. — Обиделся? Я ж как лучше хотел. Да ты не серчай. Случись что, отбились бы.
— Ты воды в дорогу набрал? — Оборвал его Безымян.
— Набрал. — Радостно кивнул Карп. — Хлопая ладонью по котомке. До Сретенки хватит, а там, в колодце пополним.
— Шагай, давай. — Угрюмо произнес полянин. — И не болтай. Подумать нужно.