Чтобы не заезжать домой за чемоданом после парикмахерской, чтобы не опоздать из-за этого на поезд, а самое главное, чтобы бабушка не увидела, что она сотворила со своими волосами, Роза решила заранее отвезти чемодан на вокзал.
Из-за задержки в бухгалтерии и споров с бабушкой девушка собиралась наспех и забыла многие мелочи: любимую заколку, утюжки для волос, кроссовки и даже некоторые наряды, которые планировала взять с собой. К тому же она не только не убрала в своей комнате, не вымыла посуду после обеда, но даже не полила перед отъездом свои любимые комнатные цветы, понадеявшись, что бабушка, ее милая бабушка, все поймет и не осудит. Роза была уверена, что уж с дороги-то она заставит себя позвонить бабушке и повиниться во всем.
Часть 2
Все-таки самое досадное было то, что Роза забыла положить в сумочку косметичку с красилами-мазилами, как бабушка называла весь набор ее косметики. И теперь, когда под колесами поезда уже слышался мерный перестук, когда ее с выражением скуки на лице в упор рассматривала сидевшая напротив полная дама в шелковом летнем костюме, девушка, вглядываясь в мелькавшие мимо вагонного окна дачные поселки, вполне отчетливо осознала, что, если до приезда в то захолустье на побережье Азовского моря, куда она направлялась, ей не удастся купить приличную косметику, то ей предстоит все двадцать четыре дня в доме отдыха полагаться только на свою естественную красоту и молодость.
Что ж, в глубине души, несмотря на то, что ребята еще со школы, да и теперь на заводе, своим вниманием ее особо не баловали, Роза всегда подозревала, что тонкая до прозрачности кожа ее щек вовсе не по ошибке природы украшена таким ярким румянцем, а черные, как смоль, волосы не зря отчетливо оттеняют белизну лица и нежность голубых жилок на, пусть не лебединой, но вовсе даже не короткой шее.
Додумать эту философскую мысль Роза не успела, потому что, дверь с грохотом въехала в стену, и в их полупустое купе ввалился высокий крепкий парень, сильно покачиваясь отнюдь не только из-за быстрого движения поезда. В узких осоловевших глазах голубым огнем успел вспыхнуть лучик закатного солнца из вагонного окошка, но тут же липкий, потный, белый чуб упал с его лба на эту сверкающую голубизну и заслонил ее и от Розы, и от полной немолодой женщины.
Парень пролепетал какую-то бессвязную фразу, ни одного слова из которой нельзя было при всем желании понять, и, не задумываясь, со всего маха плюхнулся рядом с Розой. И в ту же минуту, закинув голову назад, заснул. С храпом заснул, с завываниями и подсвистываниями, и, казалось, так крепко и глубоко, будто спал он здесь, именно здесь, уже не первый час.
Хотя одет он был довольно опрятно - светлые брюки и кипельно белая футболка, обтягивающая крепкие бицепсы и не менее крепкую шею, Розе стало не просто не по себе, ей стало до омерзения противно и жутко от такого пьяного соседства.
Но тут в оставшуюся открытой дверь купе, будто сам по себе, задвинулся огромный ковер. Этот ковер занял все оставшееся свободным пространство до самого потолка. Розе внезапно показалось, что стало трудно дышать, а женщина напротив нее схватилась за сердце и воскликнула сдавленным голосом:
- Что вы делаете? Вытаскивайте отсюда свой ковер немедленно! - Кого полная женщина увидела там за ковром, Розе не было видно.
- Ой, девоньки, потерпите!- отозвался из-за ковра женский голос. - Ну, куда же мне с этой махиной деваться? Ведь не бросишь же его в коридоре, миленькие вы мои! - нежным, ласковым голосочком причитала низенькая, простоватого вида тетка в цветастой в складочку юбке и недорогой футболке, с вульгарным люрексом, блестевшим на пышной груди.
Она почему-то сняла на пороге купе свои огромные шлепанцы. Они были женскими, но такими широкими, что, казалось, изготовлены на мужскую ногу. Босиком женщина закружилась вокруг необъятного ковра, силясь как-нибудь втолкнуть его в антресоли над входной дверью.
- Ох, не сможет сыночек помочь мне теперь, не сможет. Напоили его, горемычного на поминках, прямо чуть не силком напоили. - Она причитала так жалостливо и цветисто, будто не успела еще выйти из образа плакальщицы на похоронах. Этими причитаниями умело и артистично вызвала она у слушательниц сочувствие и понимание. Даже невольные слезы показались на глазах у тех, кому предназначалось это «народное творчество», но уважения к ней у них почему-то не возникло.
«Понятно теперь, что этот пьянчужка - ее сын», - подумала Роза и обменялась с дамой напротив презрительными взглядами. А мать пьянчужки продолжала причитать: