— Катрин, — вдруг прошептал Робер. Его светло-серые глаза открылись. Он смотрел на Доминик с необычайной нежностью и любовью. Левая рука его, безжизненно лежавшая вдоль тела, приподнялась и коснулась щеки Доминик. — Не плачь… Жена Черной Розы не должна плакать…
Дом с жадностью схватила его руку.
— Робер! Я знала… Я чувствовала, что ты слышишь меня!
— Я бы вернулся с того света… Чтобы услышать твои слова… Чтобы узнать, как ты любишь меня, — чуть-чуть, кончиком рта, улыбнулся он.
— Робер! Ты не уйдешь?.. Не покинешь меня?..
— Нет, Доминик. Я не уйду… — Поклянись! Я знаю — ты исполнишь свою клятву! Черная Роза никогда не нарушает своих обетов! — Клянусь, любимая… — Однако, голос его ослабел. И глаза закрылись.
Доминик вскочила на ноги и, подбежав к двери, открыла ее. Да Сильва стоял в коридоре.
— Господин врач! Скорее!.. Я не знаю… Он умирает?
Энрике вошел в спальню и, подойдя к кровати, взял руку Робера и начал щупать пульс.
Брови его удивленно поползли вверх.
— Ну, что с ним?.. О Боже!..
— Мадам… Пульс ровнее и сильнее, чем был утром. Намного сильнее!
— Скажите правду, да Сильва! Есть ли надежда? Хоть какая-то?..
— Медицина не всесильна, мадам. Часто не от врачей зависит, останется ли жить пациент. А от самого больного… Ваш муж молодой и выносливый, и сердце у него здоровое. Но, думаю, главное, что может вернуть его к жизни, — это вы, мадам. То, что вы живы, то, что вы рядом с ним!
— Да… — прошептала Дом, целуя руку Робера и надевая ему на палец обручальное кольцо. — Я буду с ним! И в болезни… И в здравии… И всегда буду любить его… Всегда!
…В тот же день, вечером, Очо заглянул в спальню больного. Доминик не отходила от мужа. Она смазала раны мазью, которую дала ей Тереза, и дала Роберу выпить приготовленные вдовой лесника капли. Герцог крепко спал; и, хотя сон этот и напоминал обморок, Доминик, время от времени кладя руку на пульс мужа, чувствовала, как ровно и сильно он бьется. Надежда была… И Дом молилась и надеялась.
Карлик приблизился к постели и сел на маленькую скамеечку для ног рядом с молодой женщиной.
— Очо! Как там Розамонда? — спросила тихо Дом.
— Плохо, мадам. Мы с Исмаилом привезли ее в Шинон. У нее нервная горячка… Да Сильва очень обеспокоен ее состоянием.
— Это опасно?..
— Весьма. Герцогиня держалась до последнего. Вы знаете, после вашего отъезда в замок Исмаил вырыл, по ее просьбе, яму на берегу Вьенны. Подальше от жилища той седоволосой женщины — Терезы, если не ошибаюсь? Потому что эта Тереза начала кричать, что не позволит похоронить такого монстра рядом с могилкой своего сына. И Исмаил и Розамонда вдвоем закопали тело де Ноайля на берегу. Несчастная девушка долго молилась над могилой брата… Пока не упала прямо на свежий холм без чувств.
— Бедная Розамонда! Для нее смерть брата стала настоящей трагедией… Она любила его, несмотря на все его злодеяния!
— Увы! У герцогини де Ноайль нет близких родственников, кроме брата…
— А Робер? И я? Мы станем ее семьей!
— Не сомневаюсь… Кстати, как ваш супруг? Да Сильва изумлен улучшением состояния больного. И, как всякий врач, уже приписывает это исключительно своему искусству. И страшно гордится собой!
— Ах, Очо, я боюсь сглазить. Иногда мне кажется, что Роберу лучше… Иногда — что он уже при смерти…
— Полагаю, что ваш герцог выкарабкается. Особенно теперь, когда вы рядом. Знаете, чье присутствие было для него невыносимо? Королевы! Стоило ее величеству войти сюда, в эту комнату, — и вашему мужу, словно чувствующему ее появление, сразу же становилось хуже. А, если бы не де Парди, — дорогая Бланш вообще бы не отходила от своего кузена! Но Этьен, молодец, не позволял королеве слишком часто навещать больного… Вообще, барон де Парди — преданный и верный друг вашего супруга. Такие друзья дороже золота, поверьте мне! Все эти дни он не слезал с коня, разыскивая вас. Уезжал на рассвете и возвращался позже всех, в глубоких сумерках. А, когда в пятнадцати лье ниже по течению, два дня назад, люди нашли тело какой-то утопленницы, и барону об этом сообщили… Он заплакал, как дитя. И все повторял: «Как я скажу об этом монсеньору?» Потом поскакал туда… Вернулся сияющий. «Нет, слава Всевышнему! Это не Доминик!» — воскликнул он с порога.
— А как же вы нашли меня, Очо?
— Это я! Я догадался, где искать вас! Не сразу, конечно… Ведь все поиски велись ниже по течению. А я возьми и скажи сам себе вчера вечером: «Сеньора Доминик — жена Черной Розы. И такая же упрямая, безрассудная и непредсказуемая, как и ее легендарный муж. Что бы сделал он, спрыгни он в реку и спасаясь от своих преследователей? Конечно, поплыл бы против течения, чтобы сбить их со следа! Так почему того же самого было не сделать и его жене? Ее все ищут вниз по реке… А искать надо вверх!» И на следующее утро я взял Исмаила, — кстати, мы с ним очень подружились. Он тоже испанец, хоть и мавр! — и поехали вверх по Вьенне. Я не езжу верхом, — не из страха, не подумайте, а просто этот способ передвижения не по мне, — но Исмаил так крепко меня держит, что с ним я чувствую себя очень комфортно. И вот мы едем… едем… И вдруг видим вас — с луком в руках. У меня глаза на лоб полезли, — все вас ищут, с ног сбились, а она как ни в чем ни бывало, живая и здоровая, стоит на поляне и стреляет из лука! Вот так мы вас и нашли.