Вдруг Жан-Жак, отставив свой костыль, кинулся в ноги Черной Розе:
— Умоляю вас, монсеньор, не оставляйте меня здесь! Я хочу находиться рядом с вами!
— Хорошо; но если твоя рана откроется или ты начнешь стонать от боли, мы бросим тебя прямо на дороге, так и знай!
Лицо оруженосца осветилось радостью.
— Я готов хоть сию секунду, монсеньор!
— Юный граф де Сю! Мне по душе смелость, но не безрассудство. Пусть вам наложат тугую повязку вместо той тряпицы, которой обмотана ваша рана! Вы приехали на свежей лошади? — затем обратился герцог к гонцу.
— Да, монсеньор. Та, на которой я добрался до вашего отряда, сразу пала…
— Я возьму её и поскачу в лагерь. Ты, Анри, проследи, чтобы Жан-Жаку как следует наложили повязку, и вели конюху посмотреть правую заднюю ногу моего Сарацина; возможно, его надо перековать. Как только ты, Жан-Жак и Жерар будете готовы, держите путь на Каркассон. Анри, поедешь на моем коне; он мчится как ветер, и вы быстро догоните нас.
Доминик, при всей своей ненависти к герцогу, не могла не восхититься этим человеком, — он отдавал приказы четким и ясным голосом, и все моментально бросались исполнять их.
В это время бегом вернулся Жерар. Он нес шлем, латы и меч герцога. Лицо его было бледно, нижняя челюсть подрагивала.
— Я не стану надевать сейчас доспехи. Жерар, привезешь их мне, — сказал Черная Роза. — Меч! — И он быстро опоясался мечом. — Шлем! — Жерар подал его герцогу — без перьев, срезанных Доминик. — Что это, че… боже мой? — вовремя вспомнив, что он находится в святом месте, спросил рыцарь, в недоумении разглядывая шлем, но все же надевая его на голову. — Плащ!
— М-м-монсеньор… Ваш плащ…
— Ну? Что такое?
— Ваш плащ… Боюсь, что он… немного испорчен.
— Ты смеешься? Некогда шутить!
Бедняга Жерар весь вспотел. Вот ужас! Мало того, что он не спас герцогского знамени, так ещё и плащ нашел весь искромсанный!
— Его… его кто-то изрезал ножницами, монсеньор. Изрезал на кусочки!
Герцог опять усмехнулся. Он начал догадываться, кто побывал в его комнате и испортил шлем и плащ. Опять эта рыжая бестия! Но времени разбираться не было.
— Монсеньор! — обратился к нему де Брие. — Возьмите мое сюрко!
И, расстегнув застежку, он снял с себя свой алый плащ и протянул Черной Розе.
— Благодарю, Анри, — сказал герцог. — Прощайте, господа! — Он застегнул сюрко, которое дал ему его друг, и быстрым шагом направился к выходу из часовни. Но вдруг резко остановился, повернул назад и, подойдя к Доминик, взял её за руку и почтительно прикоснулся губами к её дрогнувшим пальчикам.
— Я вернусь, мадам, клянусь честью. И докажу вам, что я отнюдь не чудовище и не дьявол. Только дождитесь меня, — тихо прошептал он — и вышел. Через мгновение послышался дробный стук копыт, — Черная Роза покинул Руссильонский замок и свою юную жену.
7. Пути Господни неисповедимы…
В полулье от Руссильонского замка, на пути в лагерь Черной Розы, пятнадцать человек сидели в засаде на вершине холма у дороги. Место было выбрано удачно, — по обе стороны тропы здесь росли густые ветвистые дубы, в то время как дорога из замка поднималась вверх по довольно крутому оголенному склону, позволяя тем, кто был наверху, хорошо разглядеть приближающихся путников. Услышав звонкий стук копыт вдалеке, — в тишине подступавшей ночи все звуки были отчетливо и далеко слышны, — все эти люди вскочили на ноги.
— Кто-то едет! — сказал один из разбойников (ибо, судя по зверским выражениям их заросших лиц и тому, что все они были вооружены до зубов, это были именно разбойники).
— Да, и, похоже, там всего одна лошадь!
— Вдруг это он?
— Вряд ли он поедет один… Посмотрим!
И сидящие в засаде подкрались к обочине дороги.
— Это он, погляди, Франсуа?
— Нет. Его всегда сопровождают оруженосцы… И конь не его! И плащ. Уж его-то плащ ни с каким другим не спутаешь, даже в темноте, — он белый, и в середине — черная роза… Знаменитый плащ! — И тот, кого называли Франсуа, добавил, ощерившись, как голодный волк: — Когда мы перережем герцогу глотку, я возьму этот плащ себе! Вот приятно мне будет кувыркаться на нем с моими подружками!
— А я возьму себе его меч, — сказал другой разбойник.
— А я — его коня; такого красавца на королевской конюшне не сыщешь!
— Ребята, коня тоже придется прирезать. Монсеньор же сказал — никаких следов! А такую лошадь может кто-нибудь узнать, уж слишком она заметная.
— Монсеньор, вроде, хотел, чтобы мы взяли его живьем?
— Да, он мечтал сам выколоть глаза этой скотине с черной розой. Но сейчас ему хочется, чтобы всё произошло побыстрее.