— Это, похоже, его дружок… У него алый плащ! — сказал один из бандитов.
— Точно, это де Брие! Ишь как летит! — Франсуа пробормотал про себя: «Хорошо, что граф едет один, без Черной Розы… трудновато бы нам пришлось, ведь Анри нельзя убивать ни в коем случае!» и махнул рукой своим приятелям. — Пропустим его, он нам не нужен. Скоро появится и наша добыча!
Конь и всадник как две пущенные из лука стрелы пронеслись мимо разбойников.
— Ты уверен, Франсуа, что герцог появится скоро?
— Я сам видел в лагере гонца и слышал, что граф де Монфор нуждается в подкреплении. И тогда я сразу прискакал к вам. Люди Черной Розы все на ногах, ждут только его. Он не привык медлить. Этот мерзавец появится здесь с минуты на минуту.
— Слушай, Франсуа, а за что ты его так ненавидишь? Герцог, говорят, благоволит к тебе…
— Он велел вздернуть моего брата, когда тот в замке Безье хотел развлечься с какой-то шлюшкой. Сам корчит из себя святошу, и нам не дает получить удовольствие! Есть закон — всё, что находится во взятом замке, принадлежит победителям! Разве не так, черт побери?
Товарищи одобрительно загудели. Один из них, молодой парень с прыщавым лицом, вдруг спросил высоким фальцетом:
— А мы с ним справимся? Я слыхал, он легко может уложить десятерых, а нас всего пятнадцать…
— Не волнуйся, Поль; у тебя же есть твой меткий лук, а у нас — большая рыбачья сеть! Мы набросим её на Черную Розу и его людей сверху и, пока они будут пытаться освободиться, всех их перережем. Они не успеют даже мечи обнажить! Главное — быстрота и неожиданность! Веселей ребята, скоро нас ждет хорошая заварушка!
Когда посланец передал герцогу просьбу Монфора немедленно ехать в Каркассон, сердце Доминик радостно затрепетало.
Да, Элиза была права — но лишь наполовину! Упавшее обручальное кольцо было плохой приметой — но только для жениха, оставшегося без законной брачной ночи; а невеста — невеста была готова петь от счастья — он уезжал! Похоже, надолго, а, может быть, и навсегда!
Девочка следила за быстрыми сборами герцога в дорогу сияющими из-под вуали глазами. Только бы ничем не выдать свою радость!..
«Теперь надо незаметно исчезнуть из капеллы, — подумала она, когда Черная Роза, поцеловав ей руку, направился к выходу, — снять платье — и всё будет закончено. И Фло можно будет не прятаться больше.»
И она стала потихоньку, делая маленькие шажки, продвигаться к двери часовни.
Но, когда Дом уже была готова, подобрав юбку и длинный шлейф, броситься наутёк, сзади раздался голос, показавшийся бедной девочке ударом грома:
— Мари-Доминик!
Это был голос священника. Уж не ослышалась ли она?.. Дом замерла; но тут же вспомнила о своей роли, вспомнила, что она — не Доминик, а Флоранс. Не оборачиваться… Не выдать себя ничем…
Она втянула голову в плечи и подхватила шлейф, чтобы бежать. Но голос сзади повторил, уже громче и жестче:
— Мари-Доминик! Остановись!
Дом медленно повернулась. Ноги вдруг стали ватными. Все стоявшие в часовне смотрели на неё. Отец, сестры, граф де Брие, Жан-Жак, Жерар, Пьер, Филипп, Бастьен, Ришар… В их взглядах было недоумение. И только Элиза, схватившись за сердце, в ужасе глядела то на разгневанного отца Игнасио, то на несчастную Дом.
— Святой отец, — произнес граф де Руссильон, — к кому вы обращаетесь?
— К невесте, мессир граф!
— Но… но ведь это же Флоранс, а не Доминик, падре.
— Вы ошибаетесь. — Сурово сказал капеллан. — Это именно Мари-Доминик! Прошу вас, снимите с неё вуаль и убедитесь сами!
Дом вдруг очень захотелось упасть в обморок. «Пожалуйста, Господи, позволь мне лишиться чувств! — взмолилась она так горячо, как никогда еще не обращалась к Всевышнему. — Ну почему я не могу потерять сознание и не видеть всего этого? Какой позор!..» И она крепко зажмурилась.
Отец подошел к ней, поднял вуаль… И отступил, пораженный. Дом услышала, как ахнули вместе её сестры и Пьер с Филиппом:
— Мари-Доминик!
— Открой глаза и посмотри на меня, — хриплым голосом приказал граф. — Немедленно!
Она открыла глаза. Во взгляде отца она прочитала — нет, не ярость, не бешенство… А лишь глубокое, искреннее горе, печаль, которые больше ранили сердце Дом, чем самая ужасная вспышка отцовского гнева.
— Зачем ты это сделала, дитя моё? — спросил тихо и мягко Руссильон.
Она закусила губу и замотала головой, отказываясь отвечать и чувствуя, что слезы вот-вот брызнут из глаз.
— Ты понимаешь, Мари-Доминик, ЧТО ты сделала?