Там её, потерявшую сознание, привели в чувство. Когда она рассказала, что с ней произошло, герцог — глупый мальчишка! — вытащил кошелек с золотом и протянул девушке. Он не ожидал, что его поступок вызовет такую бурю! Собравшееся в кабачке простонародье набросилось на него и де Брие, и они еле унесли тогда ноги.
Этот случай сильно потряс тогда юного герцога. Он понял, как, порой, невинная шалость или бездумная прихоть могут привести к необратимым и трагическим последствиям. И ещё — он дал себе слово: никогда не причинять зла женщинам, к какому бы социальному слою они не принадлежали, будь это аристократки или простые крестьянки.
Воспоминания на минуту отвлекли Черную Розу от его невесты, вокруг которой, между тем, хлопотали де Брие и её отец. Девушка теперь совершенно пришла в себя. Она сидела на скамье у окна, все так же опустив глаза и прижимая к бурно вздымающейся груди свою книгу, словно это был некий щит, способный оградить её от ужасной действительности.
Герцог решил, что он должен тоже подойти к своей нареченной и попытаться успокоить её. Приблизившись к ней и низко поклонившись, он ласково спросил:
— Сударыня, вам уже лучше?
Она молча кивнула.
— Она почти не спала и почти не ела несколько дней, — сказал старый граф, — все время проводила на коленях в часовне, молясь за замок и его обитателей…
При этих словах, заметил герцог, легкая краска выступила на бледных щеках девушки.
Возможно, ей было стыдно за проявленную ею слабость; рыцарь решил отвлечь её и спросил, указывая на книгу:
— Что вы читаете, сударыня?
Она, опять же не говоря ни слова, повернула к нему книгу, — это было Евангелие. Герцог услышал, как де Брие тихо фыркнул за его спиной.
— Моя дочь — набожная католичка, — произнес немного задетый этим смешком Руссильон. — Надеюсь, такая же ревностная, как и вы, господа!
— Конечно, конечно, господин граф, — сдерживая улыбку, примирительно заверил его Черная Роза.
Монашка!.. Ничего, став его женой, она быстро позабудет про молитвы и забросит свое Евангелие. Он покажет ей другой мир — мир плотских удовольствий и безграничных наслаждений, которые, судя по всему, она считает сейчас смертными грехами.
А юная графиня по-прежнему смотрела не на жениха, а куда-то вниз.
— Взгляните же на меня, — попросил он, — поверьте, я не так страшен, как вы, наверное, вообразили… Смелей!
Она сделала над собой видимое усилие, закусила губы и подняла голову жестом какой-то гордой отчаянности, что необычайно ему понравилось, и посмотрела прямо ему в лицо.
О, Боже! Глаза у неё были глубокого — не голубого, а синего цвета, огромные и прекрасные!
«Как васильки…» — подумал герцог, сам удивившись такому буколическому сравнению; он любил поэзию и даже сам сочинял стихи, но полгода, проведенные в Лангедоке, в ужасных сражениях и безжалостных кровавых схватках, давно выветрили из его головы всю лирику.
А эти васильковые глаза смотрели на него, — но нет, не с ненавистью, не с ужасом, не с презрением, — в них были безграничное, глубочайшее горе и безысходность, и они поразили рыцаря в самое сердце.
Между тем в залу быстрым шагом вошла полная женщина средних лет с добродушным и открытым лицом. Это была кормилица и служанка графини, за которой Руссильон послал Бастьена.
Неловко поклонившись графу и рыцарям, женщина подошла к своей госпоже, которая тут же, как за спасательный круг, схватилась за её руку.
— Элиза, — сказал Руссильон, — Мари-Флоранс сегодня выходит замуж…
При этих словах служанка вытаращила глаза и открыла было рот, чтобы что-то произнести или возразить, — но юная графиня крепко, до боли сжала ей руку и быстро проговорила:
— Элиза, я хотела бы вернуться в свою комнату!
— Конечно, моя голубка, — по-деревенски растягивая слова, с сильным окситанским[4] акцентом сказала кормилица.
Граф же продолжал:
— Церемония состоится в нашей часовне. Приготовь для Мари-Флоранс свадебное платье её матери и помоги ей одеться и причесаться. Венчание начнется перед закатом…
Когда его невеста со служанкой оставили их, герцог обернулся к Руссильону. Он никак не мог забыть того единственного взгляда, которым наградила его прекрасная графиня. Это отчаяние, это безмерное горе могли объясниться лишь одним, — девушка любила другого!
4
Окситания — область, включающая юг Франции (Прованс, Дром-Вивере, Овернь, Лимузен, Гиень, Гасконь и Лангедок), часть Испании и Италии, где говорят на окситанском языке.