Мы шли всю ночь, очень спешили. Лузай так объяснял гребцам:
— В Ярлграде нынче будут резаться. Пусть режутся. А мы уйдем. Потом не пожалеете — и сразу принялся командовать: — Р-раз! Р-раз!
Кто-то пытался возразить, стал спрашивать, к чему такая спешка. Лузай прикрикнул на него:
— Не нравится — пшел за борт!
Тем все и кончилось.
Под утро я заснул. Потом, когда было уже совсем светло, Лузай толкнул меня в плечо, сказал:
— Привал. Есть хочешь?
— Да.
И мы, Лузай и я, сошли на берег. Гребцы уже сидели у костров. Когда они увидели меня, то очень удивились, повставали… Но рта никто не смел раскрыть — вот до чего Лузай их запугал, вот как держал! Но страх — это не лучший помогатый. Лузай хотел мне что-то объяснить, но я кивнул ему: «молчи» — и он смолчал. И подошел, следом за мной, к ближайшему костру. Там я раскрыл кошель, пошарил в нем…
И подал первому гребцу диргем. Диргем был новенький и полновесный, а не рубленый. Я объяснил:
— А вечером я дам тебе еще. Потом еще. Еще. Еще, — и подмигнул.
Гребец заулыбался.
Потом второй гребец, схватив из моих рук второй диргем, подобострастно поклонился мне. Потом еще один гребец, еще…
Так я раздал всем сорока гребцам сорок диргемов, потом убрал руку в кошель, опять пошарил в нем, потом надежно завязал кошель. И только после этого я сел к костру, поел.
Потом мы вновь отправились вверх по реке. А вечером я снова раздавал диргемы. Потом назавтра — утром и вечером. Напослезавтра. И еще два дня. Гребцы были довольны. Когда мы миновали поворот на Глур и не свернули, никто из них и не подумал спрашивать, а почему это вот так. И на привале каждый получил уже по два диргема. А ночью, когда все уже уснули, Лузай спросил:
— А сколько в твой кошель вмещается диргемов?
— Один, — ответил я.
— Как? — не поверил он.
— А так. И одного достаточно. Один легче носить и легче прятать. А нужно много, можно сделать много.
Он ничего не понимал! Тогда я отстегнул кошель от пояса и развязал его, и вывернул. В траву упал всего один диргем. Я взял этот диргем, сжал в кулаке, потом разжал — и на моей ладони было уже два диргема. Один из них я передал Лузаю, а после снова сжал кулак, разжал… И у меня снова было два диргема!
Лузай был поражен. А я сказал:
— Теперь ты веришь, что нам хватит денег?!
Лузай кивнул. Потом, правда, подумал и сказал:
— Хватило бы мечей.
— Не хватит — купим.
— Хорошо бы…
И замолчал Лузай. Да он всегда был молчалив. Вот сколько уже дней мы шли по реке, а он еще ни разу не завел разговора о Хальдере. А тут он вообще как замолчал, так потом молчал целых пять дней подряд. И все эти пять дней мы шли, минуя поселения, и приставали к берегу лишь в совершенно безлюдных местах. Нас никто не тревожил. Я уже начал было подумывать о том, что ярлградские напрочь потеряли наш след…
Как вдруг на шестой день, уже после полудня, Лузай зло выкрикнул:
— Дымы!
И точно: шли дымы. Дымы оповещали: «Взять корабль!» Дымы быстро настигли нас, потом ушли вперед, на Владивладов Волок. Значит, Рубон для нас закрыт. Ну что ж, подумал я, я и так выиграл немало времени, если они только сейчас хватились меня искать. А к белобровым я могу дойти не только по Рубону.
Так мы и сделали, свернули в первый же приток — а это была Ржа — и дальше двинулись, на север. По Рже мы тоже шли, таясь. А после…
3
У каждой Земли свои боги. И это правильно, иначе и быть не может. Ведь Земли всюду разные. И потому, сходя с небес, боги искали для себя такие Земли, которые им больше нравились. Вот, скажем, Земля Белобровых. Там нет живых лесов, а только мертвые, с иголками. И снег лежит почти что круглый год, и хижины у них строят из камня, и вместо дров там греются горючей черной глиной. Это холодная, суровая Земля! И боги там такие же.
И в Руммалии тоже хижины из камня. Но камень там совсем другой — он мягкий, режется ножом. И так у них во всем, у этих руммалийцев, кругом сплошной обман: вода горит, железо гнется, а люди сначала говорят одно, а потом делают совсем другое. Они даже своих богов меняют. Да! Вначале поклоняются одним, потом другим, и тех, кто первым предает прежних богов, великий ярлиярл приветствует, а тех, кто остается верен прежней вере, они нещадно истребляют, жгут. Для них смерть на костре — это позор.
У нас же все наоборот. Огонь нас радует. Огонь сжигает старое и порождает новое. Огонь питает жизнь. И от огня родился Хрт, наш Прародитель. Как это было? Слушайте внимательно.
Итак, вначале было только Небо. Небо, оно везде одно — над нами и над руммалийцами, над белобровыми, над безволосыми — везде. А Земли всюду разные. Земли моложе, Небо старше. Потом, когда-нибудь состарившись как Небо, и Земли тоже везде станут одинаковыми. Но мы до этого не доживем, тогда зачем нам об этом говорить? Мы лучше будем вспоминать о Хрт, а вместе с ним о Макье. Так вот, когда под Небом, от его тепла, из Ничего сложились Земли, боги сошли на них. Я говорил уже, все боги разные, и все они сходили, как кто мог, по-разному. Наш Хрт явился молнией. А так как молнии бывают и днем и ночью, то поэтому нашему Благому Прародителю равно подвластны и день, и ночь.
А Макья властвует только днем, потому что она сошла к нам с солнца, она была солнечный луч. Хотя точнее, это был не луч, а хлебное зерно, влекомое этим лучом. Зерно вонзилось в землю и исчезло, словно умерло. Но через нужный срок из-под земли вышел росток, а уже из ростка явилась Макья. Так с той поры и повелось: все внучки Макьи возятся с землей, возделывают поле. А внуки Хрт больше всего предпочитают то, что сделано при помощи огня — то есть мечи.
Правда, сейчас, когда люди стали все меньше думать о былом, мужчину тоже можно встретить в поле. Но это уже не мужчины — это смерды. А настоящие мужчины — это только воины.
А первым воином был Хрт. И это у него был первый меч. И этот меч сверкал, как молния. Когда Хрт появился на Земле, все звери сразу в страхе разбежались от него. Один только храбрый тур не убежал, а напротив — яро набросился на Хрт. Но Хрт легко сразил его, а после обложил валежником, затем ударил по валежнику мечом, валежник вспыхнул, тур зажарился. Хрт съел его — а Хрт всегда ест очень много… И ему сразу захотелось пить. Тогда Хрт ударил мечом по земле — и из земли пошла вода; целебная, волшебная, всесильная. Вот так, говорят, появился тот самый Источник. А Марево — это не что иное, как дым от первого костра. А первый тур… Из его рогов Хрт сделал первый лук, а из жил натянул тетиву. С него и повелось — на зверя мы охотимся с мечом, а птиц сражаем стрелами.
А первую рыбу Хрт выловил в реке уже тогда, когда Макья сказала ему: «Муж мой! Сегодня ночью мне приснилась рыба. Сходи и принеси мне эту рыбу, я очень голодна». И Хрт не посмел с нею спорить — ведь Макья тогда только-только понесла…
Но это было уже много позже. А поначалу Макьи не было, то есть она была еще в земле, в зерне. А Хрт охотился на зверя и на птицу. Но кто такие звери или птицы? Они для нас никто, просто добыча. А для того, чтобы нам жить по-настоящему, нам нужен друг. И враг. И также думал Хрт. И оттого, что он был один, без друга и врага, Хрт очень скучал. Днем он охотился, а ночью, лежа на земле, молчал. Небо тоже молчало. И уже только осенью, когда с деревьев полетели первые желтые листья…
А Хрт лежал, смотрел на звезды, ждал…
Он вдруг услышал голос:
— Иди. Ищи ее.
Хрт подскочил и начал спрашивать, кого это «ее», но Небо не ответило.
И Хрт пошел. Он шел всю ночь, но никого нигде не встретил. А утром подстерег оленя, добыл его…
Но есть не стал; взвалил на плечи и понес.
Когда он проходил неподалеку от реки, то вдруг услышал чье-то пение. Хрт сразу понял, что это не птица — у птиц писклявый, неприятный голос, а это пение ему очень понравилось. И потому он тихо, по-охотничьи, прошел к самой реке, раздвинул ветки и увидел…