У воды поплескался вволю, тело просило прохлады. А тут Илья проснулся, спустился к реке и, улыбаясь, тоже начал пригоршнями поднимать на себя воду.
— Хорошо? — спросил Федя, прижимая ладонями мокрые волосы.
— Бур! — отвечал Илья, растирая грудь, подмышки, живот. — Бур!
После сна у людей полагается завтрак, а тут получилось такое, сам черт не разберет, за полдень давно перевалило, и выходила какая-то помесь обеда с ужином. Сначала жадно выпили чаю, передохнули и прикончили остатки супа. И снова чайку попили, теперь уже не спеша, с расстановочкой. Снова в путь собрались. Федя нагрел воды, помыл котел, круглую ложку, глиняные кружки для чая и все положил на свои места. Как лежало. Из поленницы взял охапку дров и занес в избушку, сложил у каменки. Потом порылся в куче старых щепок, нашел туесок, поправил его и накопал червей — пригодятся, путь дальний. Вынес из избушки свою одежду, передал Илье, а сам еще раз обошел вокруг, задвинул на дверях деревянную щеколду, чтоб двери не открылись, затем долгим взглядом осмотрел Илью с головы до ног, оценивая внешность напарника. Кожаные сапоги поблескивали, синяя сатиновая косоворотка и черный шерстяной пиджак, — н-да, праздничный человек едет с ним в лодке.
А еще красивый картуз. Увидят люди, первым делом спросят: на какую такую гулянку едешь?
С пятого на десятое, мешая русские и коми слова, Федя объяснил следующее:
— Дальше будет пять деревня. Стараемся попадать туда ночь. Но людей много, кто-то увидит, да. В такой одежде ты, Илья, — сразу понятно, что чужой человек, не наш. За сто верст видно, не наш. Одетый как на праздник.
Илья пожал плечами:
— Что поделать, смены нету.
— Давай так: рубашку и пиджак снять, а этот шабур надеть. Он свободный, ворот широкий, всякому впору. Штанины вытащи из голенищ, пока в лодке сидишь, не видно, что на ногах — сапоги или поршни. Ага?
— Маскировка… Давай попробуем. — Илья тут же сделал, как посоветовал ему Федор. Штанины напустил поверх сапог, напялил шабур и растопырил руки — гляди, Федя.
— Ну вот, усы еще остричь, никто тебя не узнает. Ежели чего, скажу, мол, из Акима Жонь Петер, Петр, значит, Евгеньевич… У нас таких, с черными усами и бородой, тоже много. А у тебя еще маленько и бороду можно подстричь…
Рубашку и пиджак Ильи аккуратно свернули в узел, спрятали в лодке.
На такой маленькой и ходкой лодчонке подниматься вверх по реке, да еще вдвоем, одно удовольствие. Лодка словно сама скользит против течения. Лишь на перекатах приходится поднатужиться. Руки уже привыкли и сами действуют как надо. А мысли кружат и кружат вокруг Ильи. Интересно, кто он такой. Вроде хороший человек, не злой, не вредный. Почему убежал? Если сам приехал эту самую нефть искать — как же тогда бросил все в одночасье? Все-таки работа, заработок, у него, поди, семья есть… Бежать ему приходится, выходит, из-за меня, думал Федя. Как это: русский на русского напал? Не стал бы солдат и впрямь стрелять, хотя и грозился винтовкой. Хотя… бес его знает, какие тут порядки у них. Те-то, другие, стреляли, хотя никому ни Федя, ни мастеровой никакого зла не сделали. И винтовку Илья из лодки выкинул, не украли ведь. Плыли без остановок довольно долго. На одном из плесов Федя заметил, как под кустами сильно играла рыба. Солнце уже собиралось нырнуть за леса, пора было и отдохнуть.
— Илья! Чай, отдых, кушать. — И Федя причалил к берегу. Илья вышел из лодки, подтянул ее повыше и начал разминать тело, крутя туловищем. — Я срублю удилище и сплаваю поудить, а ты пока разожги костер, ага? — Федя и говорил, мешая слова двух языков, и показывал руками, кто чего станет делать.
— Ага, Федя Михалыч, — согласился Илья. — Только нету у меня огня.
— На огонь. — Федя снял с ремня мешочек с огнивом. — Умеешь?
— Видел, как ты управляешься…
Федя оставил топор Илье, привязал лесу с поплавком из сосновой коры к удилищу и поплыл к ивняку, под которым плескалась рыба. Пробыл он там совсем немного: вытащил двух язей и одного подъязка.
Сварили уху из трех рыбин с ячневой приправой. Пока хлебали, Федя набрался решимости и спросил, отчего это Илья кинулся на солдата.
— А ненавижу я, Федя… терпеть не могу, когда кто-нибудь пытается унизить другого или за счет другого сделать себе лучше…