— Скучно, — сказала я.
— Точно, — пробормотала Зои, — Тебя Мелодия убьет утром.
— За что? — опешила я.
— Ну, ты у неё сон украла, судя по твоим возгласам.
— Значит, у меня сноговорение… — проворчала я, — Отлично.
— Ой, а я вообще иногда кувыркаюсь с пеной, — хмыкнула Зои.
— А как я выгляжу во время приступа? — спросила я.
— Темнеешь, — охотно пояснила Зои, — Чудовищем становишься. И рычишь.
— Как Ворон?
— Ну… Надеюсь, у тебя до такого не дойдёт.
Июль — это замечательное время, когда к нам явилось стихийное бедствие по имени Элли. Почему стихийное? Да потому что сначала делает, а потом думает. И заболтает даже стену. Своей сумасбродностью и простотой она внесла иллюзию радости в наше гиблое место. Рядом с ней и я чувствовала себя светлой. Как оказалось, это было роковой ошибкой, но это была моя вина, а не её.
Элли — кудряшки и брови домиком, родинка под глазом и зубастая улыбка большого рта. Пышные бедра и тонкие ручонки. Юркие движения и поражающая способность очаровывать всех вокруг. Как будто это она Ворожея, а не я.
До её прибытия Вечность видел сон о том, как к нам придет муза возрождения, и в её следах прорастут цветы. Если Мелодия — муза песни и вдохновения, то Поступь — муза весны, и в отличии от Мелодии она целая.
Как только я увидела Элли, то сразу поняла, что она Поступь. Муза возрождения и весны, надежда на исцеления и вечный май. Радость и девичий смех, врачевательница разбитых сердец и солнечный свет. Теплая и родная. Когда с ней говоришь, то кажется, что знаешь её много лет. Даже асоциальные элементы её не боятся и тянутся к ней. Она не внушает ни страха, ни отвращения. Таким доверяешь сокровенные тайны и вручаешь свою жизнь.
Я ей сказала это, а она сначала не поверила. Но я поняла, что в глубине души она это знала. А я знала, что это её ищет Ворон. Это с ней он связан красной нитью судьбы и она делится с ним хорошими снами.
— Как-как ты сказала? Поступь? — удивленно переспросил Ворон.
— Поступь, — с нежностью повторил он, — Наконец-то я её нашел. Жаль только, что в клетке заперт и слабею.
— А сны тебе на что? — нетерпеливо спросила я, — Пригласи её сюда.
— А она примет приглашение? — задумчиво спросил Ворон.
— Примет, — кивнула я, — Поверь, примет.
И она приняла. И я, когда навещала Ворона, замечала, что он стал счастливей. А мне становилось грустно при мысли о том, что ей придется разбить своё сердце, чтобы выпустить его черную кровь.
— Я хочу пройти Инициацию, — заявила я.
— Уверена? — спросил Кит.
— Конечно, — закивала я, — Кошмары больше меня не мучают.
— Честно скажу, я не знаю, что будет, — сказал Кит, — Ещё не было Знающего с черной кровью. Про вас мы вообще мало чего знаем. Даже Дарящий.
— А что будет? — спросила я, — Как думаешь, что будет со мной во время Инициации?
— То, что ты не умрёшь, я тебе гарантирую, — заверил меня Кит, — Королева вытащит тебя, если что. Но если вдруг что-то пойдет не так, не строй из себя героиню и прерви Инициацию, а то пострадаешь.
— Хорошо, — сказала я, — Обещаю.
— Ночью приходи в сад, — сказал Кит, — Мы с Вечностью отведём тебя.
Я с трудом дождалась ночи. Стараясь, чтобы никто не заметил и не стал задавать лишних вопросов, я выскользнула из комнаты и бросилась в сад.
Сад дышал сыростью, мокрой травой, зеленью и ароматом цветов. Он пел голосом птиц и шелестящих кустов, стрекотом кузнечиков и журчанием воды. Я сняла тапочки и пошла босиком. Мокрая трава касалась моих ног, покрытых мозолями, и успокаивала их своей прохладой.
Меня ждали Вечность и Кит. Оба не по годам мудрые, у одного глаза сияли золотом и солнцем, у другого — тьмой южных ночей. Один бледен, как луна, другой смугл. Вечность улыбался, Кит оставался серьёзным.
— Идём, — коротко бросил Кит.
— Не бойся, — сказал Вечность, — Я подстрахую тебя.
— Королева и сама справится, — буркнул Кит, — Прекрати уже относиться к ней как к монстру.
— Если ты прекратишь ненавидеть Отступницу, — ответил Вечность.
— Чья бы корова мычала, — хмыкнул Кит.
— Хватит, — прервала я их.
В подвал вела лестница. Темная, темная лестница. Веяло холодом и сыростью. Но я продолжала спускаться. Сверху стояли Кит и Вечность, провожая меня взглядами. Я сделала последний шаг, отделяющий меня от неизвестности…
Обрастаю черной шерстью и когтистыми крыльями, крыки не дают закрыть рот, глаза наливаются кровью. Тяжело дышать от собственной вони, волны жара исходят от тела. пытаюсь что-то сказать, но рычу. И это всё, что я могу. Я — чудовище.
Какого это — быть летучей мышью? Ты незряч, и видишь мир через эхо. Что такое свет? Что такое "видеть"? Непонятно. Да и зачем?
Я летучая мышь? О, я нечто хуже. Но я тоже слепа, и тоже не знаю, что такое свет.
Меня выворачивает наизнанку. То, что должно быть скрыто во мне, вываливается наружу. А то, что должно быть напоказ, скрывается в моих глубинах. Я словно и живу наоборот, как житель Зазеркалья. Я Бармаглот?
Я вырастаю и становлюсь размером с косчическую даль. В моей шкуре светят звёзды. Но я не космос, увы — я могу лишь вырывать когтями звёзды. Я просто жалкий монстр, чудовище, исткаемое кровью. И пламя собственной ярости жжет меня. Я начинаю выделять пар. Пусть я сгорю, но тогда я лучше сожгу всё вокруг. Сожгу всех!
Направляюсь туда, куда меня тянет больше всего. И вижу ту, кого ненавижу. О да, муза весны. Я воспеваю смерть — она воспевает жизнь. Я ненависть — она любовь. Я ярость — она радость. Она так непохожа на меня. И она сильнее меня. Ненавижу. Ненавижу!!!
Её тонкий голос прорывается сквозь толстую пелену моего сознания. И достигает девчонку, сидящую внутри меня.
Клэр. Девчонка в шляпе, любящая воровать сны и гулять в саду. Девочка в черной шляпе, которая не умеет краситься. Девочка, которая чем-то на неё похожа. тоже любит жизнь. И эта девочка разрывает меня на части, вылупляется из меня, словно из яйца. Но я мигом засасываю её снова. Мы боремся — день и ночь, глубина и высь. Терзаем друг друга в долгой схватке, и сдержать нас способна лишь Клетка. Халаты, поящие ядом, бессильны — они глушат, но не побеждают.
Но Клэр сильнее. Её ведет тонкий голос музы. Она наносит последний удар, и я исчезаю. Ты победила, Клэр.
Глоток воздуха. Слюни, стекающие по щеке. Перед глазами — окно в решетку. Чувствую себя Вороном.
Халаты спрашивают о самочуствии.
— Прекрасно, — улыбаюсь я, — Я чувствую себя такой свободной. Стало легче.
Они не верят и держат меня ещё какое-то время. Я послушно жру их еду, глотаю их лекарства и отвечаю на вопросы. Клетка кажется мне не страшной, а невыносимо скучной. А потом меня выпускают. И встречает меня, разумеется Элли.
Я шла по коридору, и она, увидевменя издалека, бросилась ко мне и повила на моей шее.
— Вау, тебя выпустили! А тут столько всего произошло! Ты не представляешь! Во-первых, Габи на меня набросилась! Жуть какая-то! Ну, Ласка её успокоила. Надеюсь, её вылечат! Жалко девчушку! Бедняга… Мы поможем ей. Я помогу. А ты поможешь? Мы подарим ей самые теплые воспоминания.
Я рассмеялась и одновременно расплакалась. Что за девчушка эта Элли! Жалко было отдавать её Брайану. Но я ему доверяла. Он не из тех, кто топчет цветы.
— Ты чего? — перепугалась Элли, — Это всё из-за клетки, да? Она всегда так действует на людей! Кошмар…
— Да я просто, — сказала я, вытирая слёзы, — Я от радости. Конечно, мы подарим ей лучшие воспоминания. Я рада, что ты, как я, её понимаешь.
И каждый из нас дал ей чуточку своего тепла. Вечность дал ей шум прибоя и ночную флейту, Кит — цветущие кусты, южную ночь и пальмы, Ковыль — бескрайние поля, выжженую траву и топот конских копыт. Троица — ловцы снов, млечный путь и песни индейцев, а Отступница — водопад, тюленей и прыжки дельфинов. Элли отдала ей всё, что могла — солнечный цвет и прикосновение лепесков, аромат сирени и шорох травы, веселый смех и песни у костра. А я отдала ей золотой свет осени, изогнутую тень кошки, обрывки мелодий и треск пламени в камине.