На этот раз сильнее и страшнее, с хрипами в груди и кровавой мокротой. Послышались шаги. Я поспешила скрыться.
Песня о сражении
Ночью я слышала шепот и хлопание небесных птиц.
Мне снилось, что я птица. Я хотела полететь, но поняла, что мои перья общипаны. Поэтому я разозлилась и принялась щипаться. Знаешь, это ведь не мои кошмары. Не я птица.
С детства каждую ночь я сражался. И до посвящения я сражался. каждую ночь, от заката до рассвета. А сегодня я заглянул противнику в лицо. Я думал, что это моя тень или отражение, но разгадка была ещё ужасней. Это был я. Каждую ночь я сражался самим с собой. Я звал на помощь через рисунки и язвительные коментарии, но никто этого не слышал. Так я и остался в их глазах мудрецом и язвой.
Я мёртв, потому что не рождался. Я сбросил свою хвою и закрыл дверь на замок. Я таскаюсь за ней, потому что она тёплая, но моё сердце все равно заморожено. И даже флейта покрылась пылью в моих руках.
Кит утаскивал меня в свои сны и дверял секреты. Я подлядывала за его воспоминаниями и детскими сновидениями, но не вмешивалась. Куда мне? Я не муза, исцелять сердца не могу. Я наблюдатель, покрывающийся трещинами. Но кое-что я могу.
— Ты ведь даже не знаешь, победил ли себя, — сказала я, — Посмотри внимательно. Добил ли?
Он кричит и извивается.
— Не убегай, — сказала я, — Смотри внимательно. Это ты. Это твоя ненависть к себе.
— Не хочу, — прохрипел он, — Это длинная тень… Отвали! Обязательно надо разбирать чужие секреты по кусочкам?!
— Ты сам меня впустил, — сказала я, — Посмотри вниз. Не отводи взгляд.
— Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем, — цитирует он, — И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.
— Если ты его боишься, то думаешь, что он сильнее тебя, — сказала я, — И тогда он станет сильнее тебя. Но ты сильнее его. ты похож на него, и вместе с тем не имеешь с ним ничего общего. Всё это ему известно, и посему он стремится занять твоё место. Ты не уплывешь, если не победишь.
— Догадливая.
Лицо Кита исказила безумная улыбка.
— Сколько бы я его не побеждал, он возрождался из пепла. И сколько бы я не звал на помощь, никто не пришел.
— И не придёт. Это твой доппельгангер и твоя тень. Это твой враг, несущий тьму в своём сердце. Я услышала твой зов, потому что сама пропитана тьмой. Свои слышат своих, но даже я не смогу тебе помочь.
Он смотрит вниз. Длинная тень издевательски ухмыляется.
— У него его глаза, — ошеломленно прошептал Вечность, — С него всё началось. В его глазах горела тьма, и тьмою он кричал, и тьмою истязал.
Он глухо зарыдал, а затем рассмеялся, не поднимая глаз.
— О да. Я ненавижу себя.
Он бледнеет. Тень ликует. Плохо дело.
— Не того ненавидишь, — кричу я, но он не слышит. Зато слышит тень.
— Я ненавижу себя, — повторяет Кит, — И это моя сила. Это даже не тьма. Это расщепление. Ха! Я побеждал раз за разом, и пока он был мертв, я мог дышать свободно. Но в моей душе таилась ненависть, и она изливалась через рисунки.
Он закусил губу. Кровь темнеет. Я не на шутку пугаюсь.
— И эта ненависть питала его. Пока я не приму себя, он будет жить. И однажды заменит меня.
Его ноги исчезают во тьме двойника. Я бьюсь в истерике, но повлиять на ход событий не могу.
— Но я этого не приму, — сказал Кит, — Не допущу.
Если бы двойник мог говорить, он бы хохотал.
— Но виноват не я. А он. И он — сволочь.
Неправильный ответ, Кит.
— Думаешь, я скажу, что теперь я возненавижу его? Нет. Поступлю как Вечность.
А вот теперь правильно. Тень теряется. Нет больше силы, питающей его.
— В последнее время он перестал рисовать рисунки. зато собрал старые и сжёг их. Я был единственным свидетелем его победы. Он не знает, но я очень обрадовался за него. И в то же время позавидовал, что я так не могу. А теперь, как оказалось, могу.
Черные глаза светились радостью.
— Я знаю, что ты смотришь, Ворожея. Смотри, лицезрей — я сильнее!
Тень злится. У неё ещё остались силы.
— Нет, — качает головой Кит, — Я не скверный, не мерзкий, не плохой. Я достоен жить, а вот ты нет.
Тень слабеет, Кит напрягается. Последний бой, в конце которого только один вернется обратно.
— Я больше не ненавижу себя и не ненавижу его. Я не слабее Вечности и тем более не слабее тебя.
Они схватились в последней дуэли. Кит оттеснял двойника далеко, в темный уголок. Нанес последний удар, и тень разбилась, растеклась и растворилась, оставив после себя облако праха.
— И правда, — сказала я, — Дело не в пожаре.
Кит обнял меня и сжал крепко-крепко.
— Не терпится дождаться утра, — сказал он, — Я посмотрю наконец в зеркало.
— Приятно почувствовать себя музой, — сказала я, — Хотя я ничего не сделала, только ткнула мордой в тень.
— Звучит знакомо, — отозвался Кит.
Он скорчил обиженную мину.
— Так нечестно. Это я должен тебя спасать!
— Разобьёшь за меня своё сердце?
— Нет, по посуду могу, — ухмыльнулся Кит.
Скоро Вечность ушел. Тихо, по-английски, забрав с собой сияние звёзд. Несуществующий двинулся вслед за ним, и под руку вел Февраль, которая была уже не безмолвной тенью и воплощенным желанием, а живой девочкой из плоти и крови.
Воспоминания стерлись, как записи карандашом под ластиком. Сначала я забыла их лица, потом голоса, потом имена. Несколько дней меня преследовало чувство, будто я что-то забыла.
По мере исчезновения зеркального отражения Отступницы мне становилось хуже. По утрам она не могла вспомнить своё имя и не узнавала себя в зеркале. А один раз я не увидела лица в её отражении. и тогда поняла, что дело плохо.
— Где я? — спрашивала она, — Что за страшная женщина надо мной нависает? Когда закончится этот страшный сон…
— кто ты? — спрашивала я.
— Я пять тысяч лет прожила, — говорила она, — Я уже стара и дряхла. Быть может, я и родилась такой? Потому что ни детство, ни молодость я не помню. А помню только тягучую и зябкую старость.
Это было странно, потому что выглядела она ребенком.
— Тебе 15 лет, — говорила я, — Посмотри на себя.
Поднесла зеркало, но она вскрикнула, не узнав лица.
— Кто это? — кричала она, — Нет, это не я! Мы даже не похожи! Это не я!
И потому её утащили в Клетку и долго говорили с её безутешными родителями. Мы с Буревестник прилипли ухом к двери, но всё, что мы поняли, это то, что шанс спасти её 50 на 50. А потом у Буревестник случился приступ, и она держала меня за шкирку, рассказывая сказку про утопающий корабль. Раз за разом он переживает свою смерть, и раз за разом память членов экипажа отшибает, а пассажиры вообще ничего не замечают.
— Смешно, — хрипела она, — Они жрут, пьют, веселятся, а корабль идет ко дну и раскалывается на части. Ну смешно же, правда? почему не смеёшься?
А меня трясло и прошибало холодным потом. Я склонялась близко-близко к её лицу и гадала, когда же это всё закончится.
С Буревестник было страшно, а без неё ещё хуже. Я глотала таблетки и растягивала губы в улыбке до ушей, уверяя Ласку, что со мной всё в порядке. Она недоверчиво качала головой.
— Как в порядке? — вопрошала она, — Весь твой вид кричит о том, что тебе нужна помощь.
Побег мне нужен! Мне уйти надо, как ты не понимаешь! Почему ты не видишь, что за тьму я распространяю?!