— Гулять по магазинам ты можешь и у нас, — сказал Герман, — Вот, например, магазин сельскохозяйственных товаров у моего дома. Сейчас туда поступила партия ну просто умопомрачительных лопаток. Последний писк сезона!
— Очень смешно, Герман, — сказала Риша, — А я вот понимаю Миру. Когда-нибудь я уеду отсюда…
Ветер сорвал последние листья, стайкой бордовых мотыльков понесшихся в небо листьев, разлохматил мои волосы и сорвал кепку с Миры. Чертыхаясь, она понеслась за ней под общий смех ребят. Я пошла в сторону своего дома, приветственно мигающего огнями. Горел свет на первом этаже и из трубы тянулась полоса дыма. Открыла скрипучую калитку, и собака бросилась мне навстречу, гремя цепью. Разулась в прихожей. Вошла в гостиную. Игнорируя вопросительные взгляды родителей, поднялась в свою комнату и включила свет. На полу лежала шляпа, целая и невридимая. Надев её на голову, я заплакала, сама не зная, почему.
Песня о море
— А потом она пошла по длинным катакомбам. И чем дальше она шла, тем ярче разгорались эти огни. Утром они опять пропадут и появятся в осеннюю полуночь, когда тучи затмят небесный свет. Говорят, это звёзды спускаются, чтобы осветить землю. А старики рассказывают, это это множество горящих глаз неведомого зверя, который смотрит и выжидает.
Не знаю, что насчет тех огоньков, но эти явно никому вреда не причинят. Просто крохотные угольки-звездочки, живущие от силу секунд 5, выбрасываемые в небо и летящие к своим небесным двойникам, чтобы затухнуть на полпути.
— И вот она идёт, завороженная этими огнями. Сирены привлекают песней, а огни привлекают светом. Он похож на свет из окон или от бенгальских огней. Но самое главное: сколько бы к ним не приближались, они всегда далеко, хотя вовсе не сдвигаются с места. Потому она шла долго, и натерла мозоли на ногах. В конце конков она обессилела и плюхнулась в сточные воды и утонула в темном омуте.
Ноги укрывает клетчатый плед. Дейл жарит для всех маршмелоу. Герман возится с кофеваркой. Трава мокрая и холодная, а земля мягкая. Вдали — равнина, уходящая в глубокую, испещренную тучами синеву, и деревья, словно нарисованные тушью. Воздух влажен и прохладен, вдали кричит ночная птица и стрекочат кузнечики.
— И в том же самом месте возник такой же огонёк. Позже он присоединился к другим.
Я вздрогнула. Шляпа слегка покосилась.
— Жуть какая! — кричит Риша, — Хватит такие вещи рассказывать, Мира!
— А ты знаешь ещё такие истории? — спрашивает Герман, — Клевые же.
— Да вы в своём уме?! — набросилась на него Риша, — На Клэр лица нет! Да и мне они не нравятся, если хочешь знать моё мнение!
— Может, я не хочу, — осклабился Герман.
— Хватит ссориться, — взмолился Дейл.
— А ты что думаешь? — оживился Герман, — Я уверен, ты просто без ума от этой страшилки!
— Честно говоря, мне вообще не нравятся страшилки, — Дейл окинул присутствующих затравленным взором, судорожно сжимая в руках пяльце, — Может, лучше поговорим о чем-нибудь хорошем? Ну, или споём…
— Агрх, какой ты скучный, — тут же скис Герман, — Такой же кайфолом, как и Риша.
Дейл вжал голову в плечи.
— Перестань на него гнать, Герман, — взбесилась Риша, — Что ещё за "кайфолом"?! Это ты без тормозов! Мы собрались здесь посидеть и отлично провести время, а не пугаться каждого шороха. Если хочешь страшилки — то идите с Мирой и уединитесь где-нибудь. А у этого костра мы будем петь хорошие и веселые песни.
Риша отобрала у Германа гитару и стала наигрывать аккорды и петь. Дейл принялся вышивать, Мира лопала маршмелоу, громко чавкая, Герман добил примус и теперь перед каждым из присутствующих дымилась чашка черного кофе. Вдали загремел гром.
— Это небо вскрикивает от того, что ему приснился кошмар, — сонным голосом сказала я.
— Да? — спросила Мира.
Она встала и задрала голову, помахав небу рукой. Её теплая шапка упала к моим ногам.
— Не бойся, небо! — закричала она, — Всё хорошо!
— Если прислушаться, то можно услышать шум моря, — сказал Дейл как бы самому себе.
— Какой ты всё-таки смешной. Где же у нас море? — язвительно спросил Герман, — У нас красная пустыня с выжженным воздухом. И люди здесь такие же выжженные. Тут морю не место.
— И где же морю место? — спросила Мира.
— У скалистых берегов и белых песочных пляжей, — сказал Герман, — Рядом с мечтающими о парусниках и трубящих в рог после полуночи. Там, где киты и пираты.
— Но ведь всё это невозможно без моря, — пробормотала Мира, — Бессмыслица какая-то получается.
— Какие вы скучные, — сказала я. И прислушалась, — А знаете, я тоже его слышу.
И правда. Вдалеке, скрываясь среди шелеста травы, воя ветра, крика птиц и шума дождя шумел океан, шелестели белогривые волны и бились о скалы. И если принюхаться, то можно почувствовать запах соли и ощутить на своей коже дуновение северного ветра.
— А? Я ничего не слышу! — сказал Герман, — Опять вы придуриваетесь? Море они слышат, с ума сойти…
Мы с Дейлом многозначительно переглянулись. Сразу стало тепло на душе. Словно прошлась босиком по пляжу.
— А ведь было бы здорово, если бы у нас было море, — сказала Риша, — Хотя бы крохотное.
— Ага! И пляж с пальмами, — подхватила Мира, — И пляжный продавец, и коктейли, и кафе-терасса, и буйки, и бананы, катера, парусники, водные лыжи, сёрфинг, дайвинг, и дельфины на фоне заката, и медузы, обжигающие ногу…
— И акулы, кусающие за задницу, — загоготал Герман.
— Кто ещё из нас кайфолом, — хмыкнула Риша.
— Да ну вас, — сказала я, — Я спать.
— Да ты чего? Сейчас же самый кайф, — затормошила меня Мира, — Скоро рассвет будет. Это всегда так!
— Рассвет лучше встречать на вершине горы, — сказала я, — Укрытой пледом, с кленовым сиропом в руках, глядя на простирающиеся внизу лес. Вот там рассвет — само доказательство того, что ты жив. А на здешние рассветы я насмотрелась.
— И много ты на них смотрела? — спросил Дейл.
— Почти каждую ночь, — махнула рукой я, — Всегда ждала его с замиранием сердца как избавление.
Символ наш — рассвет, а гимн — вечерняя песнь соловья.
Откуда я знаю эти строчки? Кто-то нашептал мне их ночью, стоя у изголовья кровати. Или не у изголовья кровати? В любом случае, этот кто-то очень хотел, чтобы я их услышала и запомнила.
— Гляди, уже небо вдали светлеет, — сказала Риша, — Я с самого детства смешивала краски, пытаясь получить такой же цвет. Но у меня ничего не получалось. Всегда какой-то мутный выходил.
— Что поделать, природа не наградила тебя истинным гением художника, — подтрунил над ней Герман.
— Не бывает неталантливых художников, — сказал Дейл, — Бывают просто криворукие. Или уникальные. Но всем нам есть, что сказать и показать.
— Пожалуй, ты меня вдохновил нарисовать картину. Я давно хотел осуществить этот замысел, — с комичной серьёзностью сказал Герман.
— Правда? — обрадовался Дейл.
— Да. Я нарисую сортир и чпокающихся… — начал было Герман, но тут же схлопотал подзатыльник от Риши.
— Хватит ахинею нести, — прошипела она, — Ты хоть когда-нибудь бываешь серьёзным?!
— Чего? — опешил Герман, — Обижаешь! Я?! Да никогда!
Я встала и отошла от других, застегнув отлетевший ремень запога. Вдали занимался рассвет. Запел соловей. Стало светло и тепло. Тучи ушли к другому концу гнеба, туда, где всё ещё ночь. Вдали колыхались деревья. а за ними что? Вот бы превратиться в одну из птиц, прямо сейчас пролетающих у меня над головой, и посмотреть, что там, далеко-далеко, куда не достает мой взор.