— Теперь мне очень стыдно перед ней, — проскрипела мулатка.
Все согласно закивали.
— Надо найти её и извиниться, — сказала мулатка, — Я и предположить не могла, что всё настолько… Ты молодец, что рассказала правду, Клэр.
— С каких это пор единственно правильный поступок считается подвигом? — фыркнула я.
— Для некоторых это подвиг, — сказала мулатка.
— Я тоже извинюсь, — сказала очкастая, — Я ведь была одной из инициаторов её травли. Какая же я…
— Ты ничего не знала, — сказала мулатка, — пойдём.
Они вышли. Я осталась стоять, опустив голову. Шляпа закрыла мне лицо, так что, если бы кто-нибудь вошел, то не увидел бы, что я беззвучно плакала. Но никто не вошел.
— Что там случилось? Почему Габи в кладовой ревет, а очкастая и мулатка её успокаивают?
Дейл разворачивал буритто. Я ела начос, макая их в кетчуп.
— Они помирились. И если что-нибудь вякнешь в сторону Габриэль, то я тебя урою.
— Я и не собирался…
Он взял у меня начос.
— Тогда поделись буритто, — сказала я.
Он сунул мне сверток. Я откусила кусок. Кажется, мистер Лонси наконец-то научился правильно его готовить.
— А что за история? — спросил он.
— Я рассказала им, почему Габи так себя ведет.
— И почему она так себя ведет?
Я пересказала ему её историю. Дейл слушал, и в конце у него в буквальном смысле отвисла челюсть.
— Но это же ужасно! Ей надо немедленно к специалисту! Так нельзя жить!
— И тогда её заклеймят психом, — пожала я плечами.
— Знаешь, если бы я выбрал, жить вот так или быть заклейменным, то я бы выбрал второе.
— Но ведь она не ты.
— Да, точно… Прости.
— Но ты подумай, что врачи смогут сделать? Положат её в больницу, будут пичкать лекарствами и водить на тупые терапии. Всё, что ей нужо — раскаяние того ублюдка и принятие матерью. Но ни того, ни другого не произойдёт.
— Пусть хоть что-нибудь сделают. Вообще, в соседнем городе есть реабилитационный центр. С пляжем, рестораном и понимающим персоналом. Я читал отзывы, очень многим помогало.
— А деньги она откуда возьмет?
— Ну… Можно собрать. Но нужно хоть что-то сделать. Ты же понимаешь, что когда-нибудь она не выдержит? Повторное пережитие травмы никому ещё не помогало.
— Да… Надо. Но как?
— Я знаю одного психиатра… Она сможет ей помочь. Она всегда понимает своих пациентов и относится к ним как к людям. Одна такая на весь персонал. Поищу дома визитку. Или у отца спрошу. Он дожен знать. Или дядя.
Я рассправилась с начос. Он — с буритто. Мы допили колу. Сидя на краю крыши, болтали ногами. Внизу шли, держась за руки, парень и девушка. Парень глядел на неё с нежностью, а она — со скрытой болью.
Песня о дереве
В зеркале я вижу бледное изможденное лицо с оттеками вокруг глаз, потрескавшимися губами, едва заметными шрамами за левой скулой, короткими прямыми ресницами и нависшими веками. Тонкие кривые губы, по цвету слилившиеся с бледной с желтизной кожей. Волосы разлохматились, шляпа покосилась. Жалкое зрелище.
Сначала тональник, чтобы скрыть желтизну и шрамы. Потом тушь, подводка, тени, кроваво-красная помада и карандаш для губ. На том месте, где должна быть ямочка от улыбки, наношу мушку.
Открываю шторы. За окном — утренний город. Легкий туман, светло-серое небо, прохладный воздух. А здесь — почти белая комната. Белая кровать, белый балдахин, белый ковёр. На белой стене — плакат с белой кошкой. а белом столе — белая тарелка с белым шоколадом.
Я заночевала у Дейла. Напросилась, чтобы узнать, каково это — просыпаться в городе. Мы спали в отдельных комнатах и после ночевки ничего между нами не изменилось. Да и не хотелось ни мне, ни ему.
Иду по коридору. Рядом дверь с надписями:
НЕ ВЛЕЗАЙ — УБЬЁТ
МОЯ ТЕРРИТОРИЯ — МОИ ПРАВИЛА
ПРИ ВХОДЕ ГОВОРИТЬ ПАРОЛЬ
Это комната его сестры. До самой ночи я слышала оттуда звуки тяжелого рока и не могла заснуть. А потом мне снились кошмары. Как она такое слушает, не представляю.
Спускаюсь на кухню. Отец сидит и читает газету. Дядя роется в холодильнике. Мама безцельно переключает телевизор. Сам Дейл рассеянно ковыряется в тарелке с хлопьями. На нём халат и домашние тапочки.
— И долго мы тут прохлаждаться собираемся? — скрестила я руки на груди, — Занятия уже начались.
— В смысле?! — подскакивает Дейл.
Вливает в себя молоко, жуёт хлопья, давясь ими. Я ржу, отец тоже.
— Я пошутила, — смилостивилась я, — Сегодня воскресенье, дурья башка.
— Ненавижу выходные, — сказал Дейл.
— Ты всегда был странным, — раздался голос сестры откуда-то сверху.
Она спускалась, сонно потирая глаза. Джинсы на бедрах из 60-х, при этом драные, майка, ожерелье, фенечки, и рваная стрижка, создающая ощущение того, что её волосы наэлектризовались. И рваная челка, которую давно не подравшивали. По щекам растеклась тушь.
— Что за вид у тебя такой, Ребекка? — проворчала мать, — Сейчас же иди умойся и причешись. Не позорь меня перед соседями.
— Блаблабла, — передразнила её Ребекка.
— Ты как со мной разговариваешь? — подбоченилась мать.
— Успокойся, Моника, ты опять заводишься с полуоборота, — спокойно сказал дядя, гремя банками в холодильнике.
— Сначала работу найди, психолог недоученный, — фыркнула мать, — Долго я должна терпеть, как ты каждый день пердишь в диван и опустошаешь холодильник?
— Ника, это всё-таки мой брат, — вставил отец из-за газеты, — Будь с ним помягче. У него не самый лучший период в жизни.
— Этот "не самый лучший период в жизни" длится уже 10 лет! — взвизгнула мать, — Мы даем ему кров и пищу, а в ответ не получаем ни капли благодарности! Мне это уже надоело! Пусть немедленно съедет!
— И что же, ты выгонишь его на улицу? — спросил отец, — Не будь ребенком. Войди в его положение. Он старается изо всех сил.
— Расслабься, брат, — сказал дядя, — Это типичные манипуляции. Она на чувство вины давит посредством своих истерик. Не ведись.
— Что ты сказал, щенок?! — мать от возмущения выронила чашку.
— Успокойтесь, пожалуйста! — взмолился Дейл.
— Ну вот, что и требовалось доказать, — усмехнулся дядя.
— Мне уже надоело, что меня постоянно мешают с грязью и выставляют истеричкой и манипуляторором! Я уже и манипулятором побывала, и психологической садисткой, и неуравновешенной психапоткой! А может, это просто ты козёл, а?! — заорала мать, грозно надвигаясь на дядю.
— Оставь в покое моего брата! — привстал отец, не откладывая газеты, — Истеричная дура!
— Пожалуйста, дядя, ты же сам видишь, что провоцируешь её! — попытался перекричать мать Дейл.
— Прошу тебя, Дейл, я не хочу сейчас разбираться с твоими болячками. Иди в свою комнату, — сказал дядя.
— И как это ты определил, что у него болячки? — вмешалась сестра, — Может, хорош уже на людей ярлыки навешивать? А я тогда кто, скажи мне?
— Нет, Ребекка, у тебя просто переходный возраст, — мягко сказал дядя, отбиваясь от нападок матери, — Ты хочешь привлечь внимания, вот и всё. А вот твой брат любит манипулировать людьми, этим он в мать пошел.
— Ты идиот, — сказала сестра, — Когда это он манипулировал кем-то?
— Ладно, пошли, Ребекка, — вяло сказал Дейл, — С ним бесполезно спорить.
— Кстати, девушка, — обратился дядя ко мне, — Я, конечно, понимаю, что у нынешней молодёжи беспорядочные связи считаются чем-то обыденным, но Дейл — это не самый лучший выбор. Если Вы забеременеете, то он не сможет потянуть ребенка.