В других городах пытались ввести еще более жесткий контроль. В Милане, когда обнаружились первые случаи чумы, все жители трех домов, где это произошло, мертвые и живые, больные и здоровые, были замурованы внутри и оставлены там умирать. Трудно поверить, что такая радикальная мера действительно принесла какую-то пользу, но по той или иной причине вспышка болезни оказалась отложена на несколько недель, и из всех больших городов Италии Милан пострадал меньше всего. Способ захоронения в гробнице использовался как самими домовладельцами, так и властями. Ибн аль-Хатиб сообщал, что в Сале некто Ибн абу-Мадьян замуровал сам себя, своих домочадцев и большой запас еды и питья и отказывался покидать дом, пока чума не пройдет. Принятые им меры полностью оправдались – факт, тревожный для тех, кто верил, что атмосфера отравлена и что кирпич и цемент не являются препятствием для болезни.
Боккаччо в действительности не вполне справедливо оценил старания отцов города обуздать чуму во Флоренции. Был учрежден комитет восьми, куда вошли самые мудрые и уважаемые горожане. Комитет получил полномочия, близкие к диктаторским. Но когда они приступили к делу, даже самый наимудрейший комитет мало чего мог бы добиться. Их предписания касались в основном уборки разлагающихся остатков с рынков, а также мертвых и умирающих с улиц, что само по себе было достаточно важно, но едва ли могло спасти город. А когда настали самые тяжелые дни, у них уже не осталось людей, чтобы выполнять даже такие ограниченные предписания.
Пистойя, где гражданские постановления, принятые во время эпидемии Черной смерти, выполнялись, являет собой необычайно ясную картину как усилий, предпринимаемых властями, чтобы сберечь горожан, так и их ограниченности по причине их же невежества и слабости механизмов управления. 2 мая 1348 года, когда в окрестностях стали появляться первые случаи Черной смерти, совет выпустил 9-страничные предписания, направленные, чтобы защитить город от инфекции. Никто не должен был посещать Лукканское или Пизанское государства, где уже хозяйничала чума. Если же такая поездка имела место – даже если горожанин отправился в путь до появления предписания, – ему было запрещено возвращаться в Пистойю. В город запрещалось ввозить любые льняные и шерстяные изделия или (что неудивительно) трупы, каково бы ни было их происхождение. На продуктовых рынках установили строгий контроль. Присутствие на похоронах ограничили членами семьи, а место и глубина захоронения должны были соответствовать определенным правилам. Чтобы не беспокоить больных и не подрывать моральный дух здоровых, во время похорон отменялся колокольный звон, а также объявление о них при помощи глашатаев и труб. Вторым пакетом предписаний, принятым 23 мая, отменялся запрет на поездки, несомненно, потому, что теперь чума так прочно обосновалась повсюду, что эта предосторожность была бы тщетной. Однако контроль над рынками стал еще более жестким. 4 июня были внесены изменения в правила, касавшиеся похорон. От каждой части города были отобраны по 16 человек для рытья могил, и больше никто не мог быть допущен к этой работе. Из-за нехватки воска над мертвым больше не зажигали свечей. Наконец, 13 июня были изменены предписания по защите города. Чтобы сберечь кавалерию, которая традиционно набиралась из богатых слоев города, и поскольку «усталость ума и тела, как было доказано, вызывает чуму», постановили, чтобы каждый кавалерист предоставил человека на замену, который мог бы выполнять его обязанности.
Это условие интересно тем, что стало одним из очень немногих законодательных и любых других официально объявленных пунктов, дискриминировавших всех остальных в пользу богатых и знатных. Очевидно, богатые были лучше подготовлены, чтобы защитить себя от чумы, но соблазн со стороны церкви и государства еще больше склонить чашу весов в свою пользу обычно встречал сопротивление. Действительно, в целом гражданские власти и национальные правительства, видимо, приняли на себя ответственность в отношении более бедных слоев своего населения и делали все, что в их силах, чтобы защитить их от катастрофы.
С ответственным поведением властей Пистойи резко контрастирует очевидная апатия правящих кругов Орвието. В своем блестящем и глубоком исследовании Орвието во время эпидемии Черной смерти доктор Элизабет Карпентер проанализировала влияние болезни и реакцию ее жертв в условиях, которые mutatis mutandis[41] применимы к любому городу Италии среднего размера.