-- Вот, -- Эрлих распутал веревки и вручил Шемету запыленный в дороге баул, -- это тебе. От Клары. И от меня.
В бауле оказалась прекрасно выдубленная медвежья шкура с головой и когтями. Великолепие несколько портили двойные отверстия на груди, так и не зашитые скорняком.
-- Спасибо, конечно, -- пробормотал Войцех, -- да на что она мне сейчас? Могла бы и до осени подождать.
-- Не могла, -- усмехнулся Ганс, -- ничего, в обозе не пропадет. В Париж пани Каролине отвезешь. Пусть у камина бросит. Из твоего ружья Клерхен эту тварь застрелила.
-- Так уж и тварь? -- вскинул бровь Войцех. -- Давай, договаривай, не томи.
-- Мы на охоту поехали, -- Ганс поморщился, как от застарелой боли, -- через месяц после свадьбы. Клара от ловчих оторвалась, все ей не терпелось твой подарок в деле опробовать. А потом ее казачок прискакал, лица на нем не было, только и мог, что за рукав меня тянуть. Я помчался, чуть из седла по дороге не вылетел, ветки все лицо исхлестали. Гляжу, на поляне конь лежит, брюхо разорвано, кровь по снегу веером. А рядом Клерхен стоит, с ружьем, в разодранном платье, волосы по плечам разметались, ноздри раздуваются. Чисто Диана. И эта тварь лежит в двух шагах от нее. Наповал. Как меня увидела, первое что сказала: "Шкуру -- командиру". Вот, я и привез.
-- Спасибо, -- Войцех прижался щекой к жесткому меху, -- непременно Линусе привезу. Дорогой подарок, лучшего я и представить не мог.
В полумраке гостиничной комнаты влажно блеснули темные глаза, тонкий силуэт шагнул навстречу щурящемуся с майского солнца Войцеху. Ганс наскоро пробормотал извинения и пулей вылетел за дверь, оставив жену наедине с командиром.
-- Простите, герр лейтенант, -- опустив голову, тихо сказала Клара, -- я вас подвела. Я вас всех подвела.
Со дня свадьбы прошло уже более полугода, и даже перетянутое под грудью бархатное зеленое платье не могло скрыть округлый живот фрау Эрлих.
-- Отставить слезы, корнет! -- улыбнулся Войцех. -- И не говори глупостей. Я чертовски рад, за тебя и за Ганса. Времени даром не теряли, молодцы.
-- Если бы я знала, -- вздохнула Клерхен, -- если бы я могла знать...
-- И что? Не в этом году, так в следующем, не с Наполеоном, так еще с кем. Войнам конца нет, Клерхен. Сколько ждать?
-- Ты же собираешься ждать, -- смутилась Клара, -- а мне нельзя?
-- А ты откуда знаешь? -- растерялся Войцех.
-- Каролина сказала, -- Клара залилась краской, -- ой, мне не стоило об этом говорить, прости.
-- И что еще... -- начал Войцех и махнул рукой, -- да ладно. О чем это мы?
-- О Гансе, -- неожиданно ответила Клара.
-- Если ты думаешь, что я собираюсь поддержать твои упреки в его адрес, -- сердито заявил Войцех, -- то вы оба ошибаетесь. Ганс -- хороший друг, прекрасный офицер, талантливый ученый. И сделал он только то, что полагается хорошему мужу. А не стал ждать, пока Бонапарт на Эльбе упокоится.
-- Войцех... -- Клара попыталась перебить Шемета, но он словно не слышал ее.
-- Мы все знаем, что ты никому не уступишь в бою, Клерхен. Ты можешь все, что может любой из нас. И то, чего никто из нас не может. Если не ты, то кто? Мир заполнится трусами и подлецами, если мы не оставим после себя никого! Ганс ждать не стал, и я не буду!
-- Правда, что ли? -- усмехнулась Клара. -- Жаль, пани Каролина не слышит, вот бы обрадовалась.
-- Слово даю, -- пообещал Войцех, -- но только после свадьбы, тут уж дело чести, Клара, сама понимаешь. А Ганса не вини.
-- Я и не виню, -- улыбнулась Клара, -- я хотела сказать, что он бы мог занять мое место. Пока в седле могла сидеть -- муштровала почище, чем новобранца зеленого. Он теперь не хуже тебя стреляет. Так что, возьмешь?
-- Возьму, -- кивнул Войцех, -- хорошая у вас семейная традиция, Клерхен.
-- Вот и отец так говорит, -- горделиво сверкнула глазами Клара, -- и даже мама уже не плачет, когда на портрет Карла смотрит. Леттов всегда были героями, испокон веков. И всегда будут.
-- Не сомневаюсь, -- согласился Войцех, -- но ведь ты-то теперь фрау Эрлих.
-- Не совсем, -- рассмеялась Клара, -- отец завещание написал, мы с Гансом ему наследуем. Не прервется традиция.
-- Тогда зови Ганса, -- предложил Войцех, -- и выпьем за это.
Бал у герцогини Ричмонд
Пока главы Союзных держав, все еще остававшиеся в Вене, одно за другим отвергали мирные предложения Наполеона, адресованные как всем вместе, так и каждому по отдельности, сам миротворец торопился вновь поставить Францию под ружье. Австрийские, русские, германские войска медленно продвигались к Рейну. В Италию, против объявившего Австрии войну Мюрата, были направлены части под командованием Генриха фон Бельгарда, и только англо-голландская и прусская армии, расквартированные в недавно присоединенной к Королевству Нидерланды Бельгии, с севера угрожали французским границам.
Герцог Веллингтон придерживался мнения, что с нападением на Францию стоит повременить до подхода остальных союзных сил, но Блюхер, разъяренный несправедливыми, по его мнению, решениями Венского Конгресса, рвался в бой, на юг, в Париж. Дружба с Веллингтоном и признание несомненных стратегических талантов и военных заслуг последнего удерживали старого фельдмаршала в окрестностях Льежа, но войска в любую минуту готовы были подняться в поход против ненавистного корсиканца.
Кто знает, до какой степени противоречия между оборонительной стратегией Веллингтона и наступательным азартом Блюхера могли бы сказаться на их дружбе и взаимоуважении, если бы Наполеон, обеспокоенный мыслью о вторжении грозного противника на французскую землю, забыв все свои обещания никогда более не пересекать границ Франции с войсками, не решил опередить события?
Под прикрытием тройной цепи крепостей, имевшихся у него на границе с Бельгией, император французов тайно стягивал войска к северной границе. Маршал Даву, военный министр Наполеона, сумел в короткие сроки собрать и обмундировать прекрасную армию, целиком французскую. Часть ее была разбросана по крепостям и гарнизонам, на защиту южных границ и подавление мятежа в роялистской Вандее Бонапарту пришлось бросить войска под командованием Массена и Сюше, но стодвацтатитысячная Северная армия, которую возглавлял сам император, тринадцатого июня вышла к Авену и тремя колоннами двинулась к Шарлеруа. Война, которую притихшая на время Европа ожидала еще с марта, наконец, началась.
Еще в начале июня Главная Квартира Блюхера перебралась из Льежа в Намюр, поближе к неприятелю. Точных сведений о передвижениях французской армии у фельдмаршала не было, но старые раны болели, словно перед грозой с ясного неба, и предчувствие скорой битвы гнало его вперед, на врага. Кавалерийские эскадроны, растянувшись от Льежа до Шарлеруа, где правое крыло пруссаков смыкалось с левым крылом британцев, патрулировали дороги и переправы день и ночь. Войцеху снова довелось спать, прислонившись к седлу, шоколад и вафли сменились мутным кофе и сухарями, походный мундир, привезенный Йенсом из дому "на удачу" покрылся дорожной пылью.
Разбирая присланные из Мединтильтаса вещи, Шемет обнаружил старую ташку, верой и правдой служившую ему с Бреслау. В ней завалялись несколько су, напоминая о Париже, раскрошенный кусок сахара, давным-давно припасенный для Йорика, и помятые белые крылышки. Войцех повертел их в руках, пожал плечами и вернул на место. Алессио, без сомнения, был безумен, но подарок был сделан от души, и расставаться с ним Шемету почему-то не хотелось.
То ли крылья напомнили ему об оставленной в Мединтильтасе мечте, то ли просто так совпало, но небо, покинувшее его сны в Вене, снова заполнило их, переплетаясь с жаркими грезами о Линусе, с кличем боевых труб и тревожным ржанием коней, с тяжким дыханием зверя, поджидающего в темноте добычу. Ночи стали коротки, и невыспавшийся Войцех временами клевал носом в седле, возвращаясь из дозора, и невидимый ветер свистел в ушах, напевая странную песню. "Ты еще вернешься сюда на крыльях мечты. Через кровь и смерть, через пожары и битвы -- вернешься".