Утром пятнадцатого июня Войцех отправился из Фон-де-Жев в Намюр за приказом об уточнении диспозиции. Глухой рокот с востока заставил его пришпорить коня, канонада доносилась со стороны Шарлеруа, где стояли передовые пикеты фон Цитена. По улицам навстречу ему неслись штабные курьеры, офицеры, проводившие ночь в Намюре, спешили к своим частям. В штабе корпуса писари остервенело скрипели перьями, строча приказы.
Генерал фон Рёдер, командующий кавалерией Первого корпуса, выскочил из своего кабинета, под его колким взглядом писари пригнулись, перья забегали по бумаге еще быстрее. Густые усы фон Рёдера гневно встопорщились, крылья орлиного носа дрожали от нетерпения.
-- Вы что тут делаете, лейтенант? -- сурово спросил он вытянувшегося в струнку Шемета. -- Приказ не читали?
-- Так точно, господин генерал, -- молодцевато рявкнул Войцех, -- не читал. Я за ним только приехал.
-- И разминулись, -- уже спокойнее сообщил Рёдер, -- вашему эскадрону приказано прикрывать отход на Линьи, лейтенант.
-- Разрешите...
-- Не разрешаю, -- нахмурился генерал, -- без вас справятся. У меня курьеры закончились, а вот эту депешу нужно срочно передать фельдмаршалу. Найдите его, лейтенант, а потом можете вернуться в часть. Они на дороге Шарлеруа-Линьи, не потеряетесь.
Войцех вылетел из штаба, вскочил в седло и помчался в крепость, где разместилась Главная квартира. К фельдмаршалу он пробился с трудом, размахивая депешей и отчаянно ругаясь со штабистами, грудью вставшими на пути к кабинету Блюхера. Наконец, вручив бумагу адъютанту главнокомандующего, графу Ностицу, перевел дух и повернулся к дверям приемной, чтобы выполнить приказ, но грозный голос фельдмаршала остановил его.
-- Ностиц! Ностиц! -- прогромыхал Блюхер. -- Курьера к Мюффлингу, срочно!
-- Курьера к фельдмаршалу! -- приказал адъютант, распахивая двери.
Но Блюхер уже остановил его жестом.
-- У меня уже есть курьер, Ностиц, -- расхохотался он, указывая на притихшего Шемета, -- трубку-то не потерял, сынок?
-- Никак нет, -- довольно ответил Войцех, роясь в кармане рейтуз в поисках трубки, -- голову потеряю, а ее сберегу.
-- Молодец! -- усмехнулся Блюхер. -- Помню, как ты под Лейпцигом молнией носился. Скачи в Брюссель, лейтенант, передашь мое письмо генералу Мюффлингу. И ответа дождись, непременно дождись. Многое от него зависит, сынок, не подведи.
Войцех звякнул шпорами, принимая пакет из крепкой стариковской руки в синих прожилках.
По дорогам навстречу ему спешили прусские войска. Шарлеруа фон Цитен по приказу главнокомандующего оставил почти без боя, и теперь Блюхер в спешном порядке стягивал армии к Линьи и Сомбрефу. От Шарлеруа к Брюсселю вели несколько дорог, через Линьи, Монс и Катр-Бра, и пока было неясно, какую из них избрал Бонапарт. Англо-голландская армия все еще стояла в окрестностях Брюсселя, готовая двинуться навстречу неприятелю любым из этих путей по первому сигналу.
Брюссель в эти тревожные дни переполнился до отказа. Жены британских офицеров, традиционно следовавшие за армией почти до линии фронта еще с Испании, беглые французские роялисты, голландские и бельгийские купцы, делающие состояния на военных поставках, стекались сюда, чтобы с комфортом дождаться скорой развязки. В затяжную кампанию не верил никто.
Войцех отыскал барона Мюффлинга, офицера связи при британском штабе, на квартире у Веллингтона. Герцог получил депешу от Цитена еще в три часа дня, но все еще не готов был принять решение о направлении передислокации армии. Письмо фон Блюхера, зачитанное ему бароном, в котором прусский фельдмаршал сообщал, что идет к Линьи, Веллингтон выслушал, одобрительно кивая головой, но заявил, что ни один солдат не двинется с места, пока он не будет окончательно уверен, что враг не наступает через Монс и Халле и не ворвется в Брюссель, обойдя его с правого фланга.
Войцех, тоскливо поглядывая на большие напольные часы в приемной герцога, остался ждать. Блюхер велел ему привезти ответ Мюффлинга, и Шемет, хотя и рвался к своим гусарам в Линьи, приказа ослушаться не посмел.
Ужин ему, впрочем, принесли. А часам к девяти в приемную явился сам Мюффлинг в парадном мундире и в сопровождении вестового со щеткой в руках.
-- Приведите себя в порядок, граф, -- Мюффлинг кивнул вестовому и тот, не дожидаясь конца речи барона, принялся стягивать с Шемета мундир, -- мы идем на бал.
-- На бал? -- Войцех от удивления выронил бритву, врученную ему вестовым. -- Но зачем?
-- Это удача, лейтенант, что вы -- титулованная особа, -- мрачно усмехнулся барон, -- я предпочитаю держать вас поближе к себе, чтобы вы могли отправиться к фельдмаршалу, как только герцог Веллингтон отдаст приказ о выступлении. Но пока его британская Светлость намеревается успокоить страсти, посетив бал, который устраивает герцогиня Ричмонд. Вы будете сопровождать меня туда, лейтенант. И не забудьте попросить, чтобы вашу лошадь устроили поближе к выезду из конюшни.
Судя по количеству гостей, в эти дни в лондонском свете остались разве что немощные старики и привязанные к своим портфелям узами долга министры. Английская аристократия заранее праздновала победу над старым противником, французские замшелые роялисты присоединились к ней в расчете на бесплатное угощение и выгодные знакомства. Под бальный зал приспособили огромный каретный сарай, оклеив стены розовыми обоями и украсив малиновыми, черными и золотыми ламбрекенами -- цветами нидерландского королевского дома. На превращенных в колонны столбах, задрапированных тканью, висели венки из живых цветов.
В зале запели волынки, и гости расступились к стенам, давая место шотландским горцам в килтах и с палашами в руках. В бешеном ритме джиги взметались султаны на медвежьих шапках, звенели клинки, суровые горцы с обветренными лицами плясали танец своей родины, готовясь к кровавой сече, как в древние времена. Герцогиня Ричмонд, урожденная Гордон, с гордостью взирала на своих соотечественников, готовых в который раз покрыть славой имена горных кланов -- Гордонов, Манро, Мак-Грегоров.
Мюффлинг, полный решимости не отпускать молодого офицера от себя далеко, представил графа Шемета фельдмаршалу Веллингтону и герцогине Ричмонд. На суровом лице герцога, с запоминающимся благородным горбатым носом и пронзительными голубыми глазами, неожиданно расцвела теплая улыбка.
-- Кажется, мне вас уже представляли, граф, -- заметил он, протягивая Шемету руку, -- лорд Каслри, на приеме у Меттерниха, в Вене. Он рекомендовал мне вас, как подающего надежды политика. Но я вижу, вы предпочли другое поприще?
-- Бонапарт не оставил мне выбора, -- Войцех попытался улыбнуться, но светский лоск вдруг ему изменил, -- возможно, в Париже я сменю предпочтения. Но не ранее.
-- Парижанки прекрасны во все времена года, -- усмехнулась герцогиня, державшая Веллингтона под руку, -- но летом особенно, вы правы, граф.
-- Меня в Париже невеста ждет, -- вырвалось у Войцеха, -- я уж на месяц к сроку опоздал.
-- Поторопимся, -- рассмеялся Веллингтон, -- а ваша невеста -- француженка, граф? Все честные французы сегодня собрались здесь.
-- Честные французы сегодня надели красный мундир, -- возразил Войцех, -- но пани Жолкевская не француженка, она литвинка, как и я, ваша Светлость.
-- И, наверняка, очаровательна, -- герцогиня распахнула веер, пряча улыбку, -- я сужу по вам, граф. Никогда еще не видела литвина.
Войцех опустил глаза. Герцогиня была все еще очень хороша собой, несмотря на то, что трое ее сыновей служили в армии. История с Доротеей послужила Войцеху уроком, и, обжегшись на молоке, он был склонен дуть не только на воду, но даже на пустой стакан.
Заиграла мазурка, и Войцеха вдруг охватило безудержное веселье. Мрачные предчувствия отступили, и кровь забурлила в такт бравурному ритму.
-- Вы позволите пригласить вашу даму, герцог? -- выпалил Войцех, удивляясь собственной дерзости.
-- Ее Светлость не танцует, -- одернул Шемета стоявший все это время молча Мюффлинг, -- а мы и так уже заняли слишком много времени герцога.