-- Полковник в плену, -- угрюмо ответил Дитрих, -- сам видел, как кирасиры его тащили, когда он с коня упал. Цох убит. Ортманну руку ядром оторвало, до лазарета не донесли. Еще десятерых потеряли. Не считая раненых. Фланкерам крепко досталось, кирасиры на них выскочили, пока они перезаряжались, не все сабли вытащить успели.
Он замолчал, собираясь с духом, и мрачное предчувствие охватило Шемета.
-- Где Ганс? -- голос сел в ожидании беды.
-- В лазарете, -- скрипнул зубами Дитрих, -- колено ему пулей раздробило, хорошо, конь вынес. Отличный конь.
-- Я съезжу? -- Войцех вопросительно взглянул на командира. -- Если тебе не нужен.
-- Езжай, -- кивнул фон Таузиг, -- дорогу не потеряем. До Намюра доберемся, передохнем, и в Льеж. Жаль, Клара в Брюсселе.
-- Так плохо? -- Войцех до боли сжал кулаки, резко выдохнул и тряхнул головой. -- Не хорони его раньше времени, ротмистр. И дорогу не потеряй. На Вавр.
-- Фельдмаршал нашелся! -- Дитрих даже просветлел и выпрямился в седле. -- Эх, повоюем еще.
-- Повоюем, -- кивнул Шемет, -- и скоро.
Полевой лазарет Первого Корпуса Войцех нагнал только к восьми утра. Солнце уже почти высушило землю, весело поблескивая в лужицах, луга по обочинам дороги искрились капельками росы, вымытые ливнем красные крыши деревеньки Виллеру купались в свежей зелени садов. Но уже на подъезде к северной околице ароматы летнего дождя и цветущей земли сменились до боли знакомым запахом гниющей плоти, засохшей крови и грязного белья. Войцех, в последний раз вдохнув чистый деревенский воздух, привязал Йорика к плетеной изгороди и направился к большому крытому соломой амбару, где разместилась операционная.
У амбара в ряд стояли холщовые носилки с ожидающими очереди ранеными. Одному из них, грузному артиллерийскому капралу, санитар деловито обматывал тряпьем разрубленную палашом голову. В образовавшейся щели пульсировала серая масса, и Войцех, сглотнув, отвел глаза. Изувеченные пулями, осколками ядер, штыками и саблями солдаты лежали молча, только двое тихо стонали в полузабытьи. Из полуоткрытой двери амбара донесся истошный вопль, но через пару минут все стихло, и на пороге показался паренек в заляпанном кровью кожаном фартуке, неся отрезанную руку, которую он, не глядя, швырнул в большую яму под старой грушей.
Войцех, не обнаружив среди ожидающих очереди Ганса, окликнул парнишку, прежде чем тот успел вернуться в амбар. Внутрь Шемета не пустили, но мальчишка почти сразу же сообщил, что лейтенанта Эрлиха в операционной нет, и не было, и посоветовал заглянуть в соседний сарай.
В полутемном сарае на глинобитном, устланном соломой полу раненые лежали вповалку, запах гниющей плоти и мочи тяжко висел в густом воздухе. Здесь стонали в голос или разевали рты в беззвучном крике, сил звать на помощь не оставалось ни у кого. Угрюмые санитары время от времени поглядывали на шевелящуюся людскую массу и выхватывали из нее уже неподвижные тела, относя их к большой телеге, запряженной меланхоличными першеронами.
Войцех пробирался между ранеными осторожно, но пару раз все-таки наступил на чью-то не вовремя откинутую руку, бормоча бесполезные извинения и вглядываясь в перекошенные страданием лица. Ганс лежал у левой стены, в осунувшемся лице не было ни кровинки, голубые глаза блестели от лихорадки, а белокурые волосы прилипли к высокому лбу.
-- Здравствуй, Войцех, -- прошелестел Эрлих, узнавая друга, -- и прощай. Доктор говорит, я нежилец. Слишком поздно довезли, горячка началась. Гангрена, наверное. Кларе передашь...
-- Сам передашь! -- рыкнул Войцех, выскакивая наружу.
Санитар, перевязывавший капрала, уже освободился, и Шемет потянул его за собой, к сараю.
-- Ошибка вышла, -- уверенно заявил он, -- там гусарский офицер лежит, почти как новенький. Подлатать немного -- и снова в бой. Если не вытащим -- точно ведь помрет. Помоги, братец, век не забуду.
-- Герр Миних мне голову оторвет, -- проворчал санитар, -- ну, да ладно. Вдруг и правда выживет? Хороший паренек, ладный. Я его сразу приметил, тихий он. Тихие -- они самые храбрые, герр лейтенант, им себя в собственной смелости убеждать не нужно.
Войцех от такого многословия поморщился, но промолчал. Санитар согласился помочь, а большего от него требовать было нельзя. Они вытащили Ганса, уложив на свободные носилки, и понесли в амбар, минуя очередь.
Герр Миних, крупный высокий мужчина с легкой проседью в густых бакенбардах, вытирал руки о покрытую бурыми и алыми пальцами простыню. Его кожаный фартук блестел от свежей крови, закатанные рукава когда-то белой рубахи краснели почти до плеч. В кресле, привязанный ремнями, своей очереди дожидался молоденький уланский корнет с оторванной ступней, нога его, чуть ниже колена, была перетянута обрывком портупеи.
-- Что это за самоуправство?! -- возмущенно воскликнул хирург при виде входящего с носилками Шемета. -- Я еще час назад видел этого лейтенанта, и распорядился...
-- Что я тебе говорил, Войцех, -- прохрипел Эрлих, -- оставь, не лезь на рожон.
-- Заткнись! -- рявкнул Шемет и обернулся к Миниху.
Суровые губы лекаря сжались в линию, и Войцех сразу понял, что нахрапом тут не возьмешь.
-- Доктор, -- проникновенным голосом произнес он, -- нельзя ему умирать. У него в Брюсселе жена. Она ребенка ждет.
-- Да что, он один такой, что ли? -- взъярился Миних. -- Там у каждого второго дома -- семеро по лавкам и жена на сносях. Сказано -- нежилец.
Он отбросил простыню и еще раз склонился над отвратительным месивом мяса, костей и грязи, которое прежде было коленом Ганса.
-- Один шанс из десяти у него есть, -- объявил хирург, -- парень крепкий. Но я не стану тратить на него время, за которое можно спасти того, у кого шансов больше. Клаус, уноси лейтенанта, мне резать надо.
-- Герр Миних, -- взволнованно произнес Войцех, -- вы меня не поняли. Дайте мне договорить, пожалуйста. Фрау Эрлих никогда не простит ни себе, ни ребенку, что Ганс занял ее место в строю. Она...
-- Позвольте-ка, -- перебил его Миних, -- неужто фрау Эрлих...
-- Корнет Клара Леттов. То есть, Клара Лампрехт, -- поправился Войцех, -- они осенью поженились, доктор. А тут снова война.
-- Хорошо, -- кивнул хирург, -- я попробую. Но сначала -- корнет. Так будет быстрее.
Миних подошел к столу, на котором стоял потертый кожаный чемоданчик, полный зловеще поблескивающих острых предметов непонятного Войцеху назначения. Санитары уже привязали корнета к креслу широкими ремнями, и перетянули обнаженную ногу выше колена жгутом -- толстой полосой джутовой ленты, затягивающейся с помощью металлического винта.
-- Время засеките, лейтенант, -- посоветовал молодой помощник хирурга, проверяя крепость ремней, -- герр Миних -- один из лучших армейских хирургов в Пруссии.
Операция проходила всего в паре шагов от Шемета, стоящего рядом с носилками. Миних сел на табурет рядом с корнетом, держа в руке изогнутый нож, размером чуть поменьше крестьянского серпа, и сделал первый надрез, ведя лезвие от себя, вкруговую, а потом к себе, по направлению к сердцу. Помощники немедленно растянули разошедшуюся кожу в стороны от разреза, обнажая мышцы, на нижней кромке проступили обильные капли крови, но рана осталась чистой. Еще парой движений Миних разрезал упругие красные волокна и отложил нож. Санитар немедленно подал ему небольшую пилу.
До этого момента корнет, закусивший нижнюю губу, держался стойко, хотя на лбу его, под рыжеватыми прядями слипшихся волос выступили крупные капли пота. Но, когда пила со скрежетом вгрызлась в кость, глаза юноши закатились, и изо рта вырвался длинный, оглушительный вой. На темном сукне рейтуз, прикрывающих здоровую ногу, проступило темное пятно. Миних, словно не замечая страданий корнета, продолжал пилить. От себя -- с нажимом, к себе -- быстро и плавно. От быстрых движений пилы в воздухе запахло жженой костью.
-- Забирай, -- помощник подал отрезанную ногу стоящему рядом пареньку и тот выбежал из амбара, унося подальше от глаз корнета, провожавшего ее взглядом. Помощник хирурга споро наложил полотняную повязку, пропитанную скипидаром и спиртом, корнета переложили на носилки и вынесли из операционной. Юноша тяжело дышал, в потемневших от боли серых глазах стояли слезы, но он оставался в сознании и даже пожал Миниху руку в знак благодарности.