— Но они обещают догнать…
— Ах, милый Дуг! Они очень много чего обещали русским рабочим во время революции, но выданный вексель остался неоплаченным.
Мак Рэд посматривает на часы, но Де-Форрест продолжает свой бичующий разговор.
— Даже американская поговорка «Время — деньги» непонятна советским людям. Они не могут измерить времени, потому что в стране удивительно мало часов.
— Слушай, Джордж! Все же ты не плохого мнения о Зеркаловой?
— О! Зеркалова! Она заполнила собой весь твой мир. Ты витаешь в облаках, поэтому с тобой трудно разговаривать! — рассерженный Де-Форрест собираясь уходить открывает дверь.
— Джордж! Еще один вопрос. Если бы я появился с Зеркаловой в Нью-Йорке, скажем, в «Вальдорф Астории»
— Зеркалова!!! — вскрикивает раздраженно Де-Форрест, хлопая дверью.
На дворе крупными пушистыми хлопьями падает снег.
18. Теорема Пифагора
На уединенном и безлюдном участке строительства медленно бредут два старых рабочих — Макар Ильич и Захар Кузьмич. Встретив иностранных специалистов, они раскланиваются с дружелюбным приветствием.
При помощи мимики, нескольких английских и русских слов, усиленно жестикулируя, они пытаются изъясниться.
Макар Ильич материалист. Щупая добротней костюм Де-Форреста и одобрительно кивнув усатой головой, он спрашивает;
— Гуд… Добро материал. Сколько стоит такой оверкот в Америке?
— Тридцать пять долларов.
— А сколько уоркер… такой как он или такой как я, зарабатывает в неделю?
— Шестьдесят восемьдесят долларов.
— Это выходит можно заработать целых два костюма в неделю! — размышляет вслух Захар Кузьмич.
— Не может быть, — сомневается Макар Ильич.
Они переспрашивают еще раз.
— Я уже несколько лет на приличный костюм не соберусь, — безнадежно машет рукой Захар Кузьмич.
— Мистер Де-Форрест, мистер Де-Форрест! — зовет запыхавшаяся Ирина.
Инженер обрадованно обращается к ней.
— Мы разговариваем и поняли только наполовину друг друга. Что интересует русских друзей?
— Да интересовались мы, барышня, насчет иностранных штанишек. Спрашивали, когда их в наш заводской кооператив привезут? — полушутя говорит Макар Ильич
Ирина переводит вопросы и ответ Де-Форреста.
— Очевидно ваше правительство, экономя средства для построения социализма, не закупает необходимых товаров заграницей. К примеру, когда строится дом небогатым человеком, он вынужден отказывать себе во многом и экономить даже в одежде, — объясняет американский инженер.
Макар Ильич подымает свое блинообразное кепи и многозначительно почесывает пальцем за затылком.
— На кой шут мне такой социализм нужен! Что я из него штаны себе сошью, что ли? Вот вишь — грешное тело потомственного пролетария и строителя этого, так сказать, социализма прикрыть нечем, — укоризненно говорит рабочий.
— Срам один. Когда революцию делали, коммунисты пообещали отдать фабрики рабочим, а землю — крестьянам!
— Революцию сделали, а потом землицу-то отобрали в колхозы, а на фабрике пролетария первейшим подлецом сделали. Попробуй опоздай на работу — тюрьма. Не выйди на работу один день — тюрьма… Скажи слово — тюрьма. В общем коммунизм — сплошная тюрьма!
Залпом, перебивая друг друга, рассказывают Макар Ильич и Захар Кузьмич.
— Де-Форрест внимательно слушает Иринин перевод и угощает рабочих сигарой. Вдали появляется тень соглядатая.
Оба пролетария, испуганы, Макар Ильич приставив палец ко рту, шопотом обращается к Ирине.
— А вы, барышня, не выдайте нас. Знаете какие времена настали. Слова сказать невозможно!
— Нет, нет, папаши! Не сомневайтесь, — успокаивает Ирина.
— До свиданья, мистер Де-Форрест!
— Спасибо за беседу, — торопливо прощаются рабочие.
— Славные эти русские старики. Мне кажется, что они переживают какую-то глубокую потрясающую драму? — спрашивает Де-Форрест.
— Мистер Де-Форрест! Не только они, весь русский народ переживает потрясающую драму.
Макар Ильич выкладывает огнеупорным кирпичем изнутри мартеновскую печь. Сквозь отверстие виден проходящий Де-Форрест.
— Видел на иностранце костюмчик? — таинственно спрашивает Макар Ильич у своего соседа.
— Ну и что тебе с этого… На чужой каравай рта не разевай, — недовольно отвечает пожилой рабочий.
— В Америке, говорят, рабочий в неделю может заработать два таких костюма.
— Мало ли что говорят! Говорят, что у них капиталистическая эксплоатация. А у нас говорят и эксплоататоров нет, а житьишко совсем никудышное стало. При царе-батюшке в России жизнь хороша была. Ты ведь не молокосос, помнишь наверно?