Невозмутимо спокойный, с наглым лицом, сидящий в первом ряду, начальник спецотдела, нетерпеливо ожидает последнего «пиль», чтобы броситься и уничтожив вчерашнего друга, выслужиться и сделать себе карьеру.
— Факты? — спрашивает возмущенный Шеболдаев.
— Пожалуйста! Слово для информации имеет товарищ Арбузов.
Чекист, на ходу поправляя зеленую гимнастерку, подымается на трибуну и с злобной яростью обрушивается обвинительной речью.
— Большевистская прямота и непримиримость, против, врагов учит нас не взирать на лица. Начнем с головы, Бывший член оппозиции Иван Шеболдаев, будучи начальником «Металлургостроя», создал вокруг себя окружение из недобитых последышей рабочей оппозиции!
— Вы молокосос! Как вы смеете мне говорить такую чушь! Мне, старому большевику, которого принимал в партию сам Ленин… — возмущается руководитель «Металлургостроя».
— Замолчи, Шеболдаев, не мешай докладчику. Будешь говорить потом! — резко обрывает Коробов — Будем голосовать! Кто против исключения Ивана Шеболдаева из партии?
Никто не поднял руки в защиту старого большевика, собутыльника и друга. Вчерашние приятели холодно смотрели на Ивана Лукича.
Создалась неприятная и гнетущая пауза. Каждый из присутствующих был всецело поглощен собой, размышляя — не явится ли он очередной жертвой молодчика с малиновыми петлицами.
Фамилии следующих обвиняемых посыпались, как из рога изобилия. Коммунистическая партия по сигналу вождя, будто стоголовая фантастическая гидра, начала уничтожающее самопожирание.
Партийные билеты осыпались, как листья в бурный листопад.
Шеболдаев, пользуясь замешательством, медленно удаляется из зала.
25. Дитя Алтайских гор
Клубятся седые вершины Алтая. Темно-серые тяжелые облака сталкиваются с горами и катятся вниз, цепляясь за зубчатые вершины скал.
— Гроза! Быстрее! — кричит Ирина, идущему с ягдташем за спиной Де-Форресту. Они бегут по склону сопки, поросшему мелким перелеском и высокой, в рост человека, зонтичной травой.
Величественная панорама горного кряжа быстро темнеет, как завуалированная фотопленка. На головы бегущих падают первые капли, а за ними сразу льются потоки дождя.
— О, Господи! Разверзлись хляби небесные, — шепчет девушка.
Де-Форрест, заметив шорскую хижину, показывает Ирине. Путники бегут к ней.
На темных деревянных стенах висит нехитрая охотничья утварь. Широкие лыжи, обтянутые оленьей шкурой, прислонены к прокопченному срубу. В полумраке едва виден лежащий на полатях человек.
— Это женщина, — говорит Ирина, прикасаясь к плечу хозяйки хижины и рассматривая ее худое лицо.
За окном сверкает молния, отражаясь яркой искрой в косых монгольских глазах. Мгновенье и искра гаснет, Так тухнет под пеплом ярко вспыхнувший в последний раз догорающий огонек.
— Что с вами? Мы хотим помочь, — шепчет Ирина.
— И ушла белка… бежал бурундук, — шепчет в беспамятстве по-шорски женщина. — Ушли охотники и некому прогнать голод! О, яман, яман[11]! И ушел бурундук и пришла ко мне голодная смерть! Уйди прочь! — вскрикивает шорка, пытаясь подняться, но обессиленная вновь падает на свое ложе.
— Она галлюцинирует! — Шепчет Ирина, осматривая жилье. У пустого чугунного котла, над давно потухшим очагом, брошен полуизжеванный кусок кожи, — она голодает! — вскрикивает девушка.
Инженер протягивает фляжку с кофе и Ирина поит больную. Едва шевелятся выдающиеся скулы на исхудавшем лице. Ее губы едва шепчут:
— Ушли охотники…
— Мне кажется, это молодая девушка… Но какой у нее жалкий вид? — растрогана Ирина, — мы должны помочь ей. Нельзя оставлять умирающего человека на произвол судьбы.
Де-Форрест утвердительно кивает головой.
— Если мы не поможем ей — она умрет. Она давно оставлена охотниками… Очевидно с ними в тайге произошло какое-то несчастье.
— Мы ее заберем отсюда, — соглашается инженер.
26. Последний визит ветерана
В ветреную весеннюю ночь в квартиру Мак Рэда входит взволнованный Шеболдаев.
— Извините, мистер Мак Рэд, за беспокойство. Сейчас очень поздно?
— Второй час, — отвечает инженер, всматриваясь в обезумевшее лицо начальника строительства.
— Я увидел у вас огонек и решил зайти… На прощанье… Мне жутко одному… Нет ли у вас стакана водки?