Первого февраля войска наступающего Ленинградского фронта освободили Кингисепп. Германское командование сосредоточило на западе Ленобласти огромные силы: пять армейских корпусов 18-й армии Линдемана, 3-й танковый корпус, моторизованную бригаду СС «Недерланд». Но остановить Красную армию было невозможно. Освободили Лугу, Гдов, взяли плацдарм на берегу Чудского озера. Одну за другой громили дивизии противника. Пришло победное время – после череды отступлений и неудач. 42-я армия стремительно взламывала оборону. Под Кингисеппом, который штурмовали с нескольких сторон, взяли в клещи серьезную группировку, стали уничтожать ее артиллерией. Немцы яростно сопротивлялись – приказа отступать им не давали. Фюрер бился в припадках: удерживать Ленинградскую область до последнего солдата! Были уничтожены штабы армейских корпусов. В один из пунктов управления на окраине Кингисеппа, где находились генералы и штабные офицеры, прилетела дюжина тяжелых снарядов. В огне сгорела половина командования группировки. Опознать обгорелые тела не могли, но они, безусловно, радовали глаз. Оперативники контрразведки входили в город на плечах пехоты, выявляли оставшихся диверсантов, хватали разбегающихся офицеров. Передышка была недолгой. Войска наступали к Нарве, и контрразведку перебросили в действующие части. Круглосуточно работали с перебежчиками, с «языками», доставляемыми разведкой, с разоблаченными шпионами, предателями и прочей нечистью… Но наступление стопорилось, войска несли потери. Немцы перебрасывали на фронт свежие части: пехотные дивизии, моторизованные дивизии СС «Нордланд» и «Фельдхернхалле». На западном берегу Нарвы был захвачен плацдарм. Но дальше наступление не пошло. Десант на побережье Нарвского залива потерпел неудачу. Установилось затишье – враждующие стороны были вконец измотаны. И все же 18-я армия вермахта потерпела поражение, противника отбросили от Ленинграда на 250 километров, и никакого шанса вернуться ему не оставили…
В середине апреля капитан Хабаров со своими людьми вернулся в Кингисепп. Контузия, полученная при минном налете, подпортила здоровье. «Задумчивым становитесь, товарищ капитан, – подметил подполковник Васильев, подписывая приказ о переводе в тыл. – А надо меньше думать, больше работать». В тылу тоже было чем заняться. Лазутчиков в действующей армии было немного (постоянная ротация, смена дислокации), в тыловых же структурах они плодились как кролики. Клешни абвера тянулись в партийные и хозяйственные структуры, в гарнизоны, в ряды Рабоче-крестьянской милиции. Случались ошибки, брали не тех – некомпетентных сотрудников тоже хватало. Но дела старались не фабриковать, реальный враг доставлял серьезные хлопоты. Целого полковника вермахта захватили под деревней Хмаровкой, в 15 километрах к западу от Кингисеппа. Местность болотистая, глухие леса. Отличилась тамошняя ребятня – засекли пацаны, что кто-то таскает в Черную топь продукты и одежду. Местечко гиблое, трясины. Красноармейцы проложили гать в топь. Там явно кто-то прятался. Бой был скоротечный. Половину окруженцев перебили, остальные сдались. Народ изумлялся – надо же, Робинзоны Крузо! Снег уже растаял, но было холодно. Люди, загнанные в начале февраля в болото, выживали как могли, слепили подобие глиняной избы, печку. Удивленным взорам предстали полковник Реслинг, бригада которого полегла неподалеку, пара штабных офицеров, солдаты, троица полицаев, не давшая этим заморышам помереть с голоду. За два с половиной месяца они превратились в леших – оборванные, бородатые, одетые непонятно во что. В избушке нашли рацию с практически севшей батареей. Данный факт должен был насторожить, однако не насторожил. Из Кингисеппа для конвоирования прибыла группа: трое контрразведчиков и столько же рядовых бойцов. Задание казалось пустячным, ведь действие происходило в глубоком советском тылу! Машина сломалась за деревней, где стояла воинская часть. И даже это не насторожило! Плюс проклятая рация, по которой «робинзоны» явно вызывали помощь. Последняя явилась только сейчас – значит, раньше не было технической возможности. Все логично, бдительность на освобожденных территориях слабеет с удалением линии фронта. Возвращаться в деревню Хабаров не стал. Восемь верст – не крюк. В скоплении ивняка у пересохшей речушки группу поджидали. Диверсанты прибыли в штатском, увешанные оружием. Конвоиры полегли под проливным огнем, погибли оба сотрудника. Один из пленных офицеров получил ранение шальной пулей (впоследствии его добили свои же). Гауптман зарылся носом в землю, выжил. Алексей пинком отправил Реслинга в кусты – тот скатился по склону, сминая растительность, и остановился, врезавшись в пень. Алексей расстрелял все патроны в автомате, обе обоймы в «ТТ» и побежал, петляя, как заяц, увертываясь от пуль. Он попытался поднять оглушенного Реслинга, но тот потерял сознание и только мычал. Выбора не осталось – враг наседал. Бросаться на автоматы, имея первый юношеский разряд по боксу? Оберст не двигался, на затрещины не реагировал. Хабаров бросился в чащу – диверсанты уже подбегали. Их было человек шесть, говорили по-немецки. Капитан покатился по корням и муравейникам, пули сшибали ветки и только чудом не задевали его. Диверсанты одинокого офицера преследовать не стали, вернулись. Когда Хабаров выбрался из чащи, Реслинга уже унесли. Боль в теле была невыносимой, но Хабаров шел за ними, подобрал автомат, что лежал рядом с телом мертвого красноармейца. Завыл от отчаяния, когда завелась машина, и бросился через кустарник. Грузовик уже уехал, проселок опустел. Акцию спланировали с умом, заранее подогнали машину. В кустах осталось тело мертвого обер-лейтенанта и пять тел из группы конвоя. Перехватить машину по свежим следам не удалось. Пока он добрался до ближайшего поста на дороге, ушло время. Зачем блокировать шоссе, если противник виртуозно использует проселочные дороги?! Диверсантов и след простыл, упорные поиски ни к чему не привели. Капитана Хабарова арестовали через день – прибыли на «эмке», предложили сдать оружие и следовать за ними. Опасения подтвердились – без майора Дельцова из следственного отдела дело не обошлось. Уж больно неласково все это время майор поглядывал на него. Работник был средний, пуль и взрывов боялся пуще холеры. Конкуренции и критики на дух не выносил. Любимые занятия – вылизывать зад начальству и фабриковать дела. Кому-то этот жалкий человек был нужен, раз отирался при штабе.