Ивэн не слишком любил такие пикники. Палящее солнце, постоянная жажда, поедание каких-то гадких тварей, дурацкие упражнения по медитации, с помощью которых они якобы должны научиться настраиваться на одну общую волну, чтобы общаться между собой при помощи мыслей, не произнося слов, бесконечные унылые рассказы у вонючего костра — только ради того, чтобы воссоздать «традиции племенной жизни». Все это глупо и бессмысленно. Культура и цивилизация реальных людей давно исчезли, как исчезли и сами люди, которые либо погибли, либо растворились в обществе светлокожих пришельцев — мутантов.
Едкий дым от костра, пахнущий навозом, разъедал Ивэну глаза, и он постарался передвинуться на другое место, не вставая, чтобы не утруждать саднящие подошвы ног.
— Ноги у тебя скоро привыкнут, — заметил Нелуу-кателардин. — А пока старайся не обращать внимания на боль.
Ивэн взглянул на него. Нелуукателардин считался негласным лидером движения реальных людей — борцов за восстановление былых ценностей, и теперь он вел переговоры, добиваясь, чтобы для всех членов движения было отведено место на корабле, отправляющемся вскоре на планету под названием Пелагоса. Члены общества ставили своей целью воссоздание традиций и образа жизни реальных людей на новом месте, еще не затронутом цивилизацией мутантов. Ивэну такая перспектива вовсе не улыбалась, но его родители отнеслись к этой затее со всей серьезностью.
При помощи двух палочек Ребекка достала лист и развернула его. Личинки превратились в сплошную массу, похожую на овсянку. Кейт тем временем нарезал змеиное мясо на кусочки и насаживал на палочки, которые передавал по кругу всем собравшимся у костра. Всего их было около дюжины. Мартина нерешительно сунула палец в личиночную массу, потом зачерпнула немного и отправила в рот. Ивэн поморщился, но жажда заставила его сделать то же самое.
Ему на голову упали холодные капли. Мальчик удивленно посмотрел вверх. В австралийской пустыне дождя не видят месяцами, и сейчас небо над ним светлое и безоблачное. А ледяные капли все падали и падали откуда-то сверху, стекая по щекам. Солнце село, и внезапно наступила темнота. Большой костер тоже исчез. Спустя минуту Ивэн понял, что глаза у него закрыты. В полном недоумении он поднял веки.
Помещение имело мрачный и неприветливый вид. Ивэн обнаружил, что лежит на деревянном топчане, укрытый грубым одеялом. Над головой далеко ввысь уходил сводчатый потолок, почерневшие балки терялись в темноте. Мальчик мало что соображал со сна, во рту у него пересохло. Значит, пустыня ему только приснилась? Какой реальный сон…
Он поднес руку ко лбу и нащупал мокрое полотенце. Приятный холод помогал прийти в себя, собраться с мыслями. До его слуха донесся какой-то странный звук. Ивэн не мог понять, что это такое. Звук напоминал птичье щебетание, но все же, пожалуй, это были не птицы.
— Как ты себя чувствуешь?
Не вставая с постели, Ивэн повернул голову. Рядом с его лежаком, скрестив ноги, сидел светловолосый загорелый мальчишка с голубыми глазами. На вид ему было лет двенадцать, так же как Ивэну. Он был босиком, в коричневой рубашке и шортах. На левой лодыжке и левом запястье у него посверкивали металлические кандалы. Ивэн машинально потянулся к своей левой руке. Да, наручник на месте.
— Я… нормально, — медленно произнес он. — Где я? Что происходит?
— Мы на ферме госпожи Бланк, — сказал мальчик. — Тебя привезли несколько часов назад, и меня попросили присмотреть за тобой, пока ты не проснешься. Натер — он старший над нами — говорит, что на корабле тебе пришлось дать успокоительное, а иначе ты мог убить себя.
Ивэн осторожно приподнялся на лежаке, опасаясь, что его затошнит или закружится голова. Но ничего такого не случилось.
— А где моя мама?
— В доме, я думаю. — Мальчик снял с его лба полотенце и бросил в ведро. — Ее определили на кухню. А ты будешь работать на прудах вместе со мной. Пошли, я тебе все покажу.
Он встал, распрямив свои длинные, худые ноги. Ивэн не шевелился.
— Я хочу видеть маму.
Мальчик был в нерешительности.
— Наше дело — чистить пруды. Мы вообще не должны показываться в доме. Госпожа Бланк сказала, что тебя отправляют работать на пруды.
— Я хочу видеть маму, — упрямо повторил Ивэн. А если его обманывают, и Ребекка на самом деле мертва, или ее продали кому-то другому? И она, наверное, волнуется за него. Мальчик смотрел на него с сомнением.
— Я подведу тебя к дому, — проговорил он неуверенно, — но больше ничего не обещаю. Пошли.
Ивэн поднялся со своей лежанки и вслед за мальчиком пошел туда, где вниз, в большую комнату нижнего этажа, вела прочная деревянная лестница. Оказалось, что он спал на чердаке какой-то постройки, похожей на сарай. Здесь пахло соломой и пылью. Вдоль стен стоял ряд лежанок. На Ивэне вместо белой туники оказались такие же коричневые рубашка и шорты, как и на мальчике. «Кто же это меня переодевал?» — подумал вдруг он.
— Меня зовут Щен, — заявил мальчик и начал спускаться по лестнице. Ивэн последовал за ним.
— А меня — Ивэн, — сказал он. От легкого удара, последовавшего за этими словами, он чуть не потерял равновесие и не упал с лестницы. — Ох!
Щен посмотрел на него.
— Госпожа сказала, что теперь твое имя — Ящерка, потому что ты маленький и шустрый.
Что? Они решили поменять ему имя?
— Меня зовут Ивэн, — повторил он и получил следующий удар, уже значительно более сильный. — Эй, что это такое?
Мальчик пожал плечами, продолжая спускаться по лестнице.
— Госпожа говорит, тебя зовут Ящерка.
Через щель между огромными двойными дверями нижнего помещения пробивался, играя на охапках валявшейся на полу золотистой соломы, солнечный свет; в ярком луче медленно кружились пылинки. Звук, похожий на птичье щебетание, слышался здесь еще отчетливее. С противоположной стороны сарая такая же деревянная лестница поднималась на другой чердак.
— Там живут девчонки, — пояснил Щен. — Нам запрещено туда подниматься — если подойдешь слишком близко, тебя ударит.
Он выскользнул наружу. Ивэн последовал за ним. Солнечный свет больно ударил в глаза, а громкое щебетание, которое неслось теперь со всех сторон, просто оглушало. Ивэн сощурился и поднес ладонь к лицу, заслоняя глаза от солнца. У него перехватило дыхание. Прямо перед ним открывалось огромное пространство, усеянное тут и там небольшими прудами, сверкающими ярко-зеленым и голубым под ослепительным лазурным небом. Вокруг некоторых прудов стояли деревья, каких мальчик раньше никогда не видывал. У других берега поросли травой, были пруды и с песчаными берегами. Как это удивительно. На родине Ивэна, в Австралии, люди прилагали неимоверные усилия, чтобы бороться с засухой, и ему никогда не доводилось видеть столько воды сразу, ну, не считая океана.
Поле с прудами отделяла от их сарая узкая полоска травы, пересеченная темной дорожкой. Ивэн видел, как люди снуют вокруг небольших прудов, хотя он не мог понять, чем они заняты.
— Что это такое? — спросил он, все еще не в силах прийти в себя от зрелища этого водного изобилия.
— Лягушачья ферма, — ответил Щен. — Наша хозяйка разводит лягушек. Пошли, дом вон в той стороне.
Щен повел Ивэна вокруг сарая, потом они миновали еще одно огромное зеленое поле. Босыми ногами мальчик чувствовал мягкость травы. В австралийской пустыне растительность сухая, жесткая, почти вся в колючках, голым ступням она причиняет боль. А Сидней — город бетона и стекла. Ходить вот так босиком по мягкой траве — сплошное удовольствие.