Пу И дал понять, что страх сильнее его. Леня вздохнул и засунул песика поглубже под мышку. С другого конца к куче отбросов приближалась полосатая ободранная кошка. Крыса и усом не повела при виде своего исконного врага. Впрочем, кошка тоже сделала вид, что она никого не заметила. Пу И всхлипнул и поднял на Маркиза полные слез глаза.
«Что мы делаем на этой помойке? – говорил его взгляд. – Ни за что не поверю, что аккуратный и чистоплотный кот Аскольд мог найти для себя тут что-то интересное…»
«Пу И прав, – подумал в свою очередь Леня, – а я веду себя глупо».
Но сердце щемило при воспоминании о пушистом друге, Маркиз никак не хотел примириться с потерей кота. Он еще раз огляделся.
Двор был пуст, двуногие его обитатели не появлялись. Спросить о коте оказалось не у кого. Дом, собственно, был угловой, одной стороной он выходил в переулок, а другой – на улицу, но не ту, с которой Леня свернул, а параллельную. Что-то показалось ему смутно знакомым, какая-то мысль всплыла в голове, но Пу И внезапно спрыгнул на землю и потянул Леню к одному из подъездов. Дверь открылась с ужасающим скрипом, и они очутились на темной и вонючей лестнице. Ступени были выщерблены и залиты чем-то липким, снизу, из подвала, тянуло сыростью. Дверь в подвал была заколочена, да так плотно, что не только человеку, но и коту пройти бы не удалось. Леня наклонился завязать шнурок на ботинке, в это время Пу И вырвался из рук и рванул вверх по лестнице, волоча за собой поводок.
– Пу И, паршивец, немедленно стой! – крикнул Маркиз, но не тут-то было.
Песик неожиданно осмелел и бежал очень быстро. Миновали третий этаж, четвертый, пятый. По-прежнему на лестнице не было ни души. Пу И промчался мимо площадки пятого этажа и устремился наверх. Дальше был чердак, вход в который преграждала довольно крепкая дверь, обитая жестью и запертая на огромный висячий замок.
– Ну и чего мы сюда приперлись? – устало спросил Леня. – Неужели, Пу И, ты думаешь, что Аскольд может быть там, на чердаке?
Но весь вид песика говорил, что нужно идти туда как можно скорее и что там они непременно отыщут Аскольда. Леня пожал плечами и открыл замок обычным перочинным ножом. Потом он подхватил на руки Пу И, и преступная парочка проникла на чердак.
Леня осторожно закрыл за собой дверь чердака и огляделся.
Хотя этот чердак и был закрыт на замок, ничего сколько-нибудь ценного или интересного здесь не наблюдалось, а запирали это помещение, надо думать, исключительно для того, чтобы в нем не поселились бомжи. Большой полутемный чердак уходил в туманную даль, теряющуюся в сложном переплетении балок и стропил. Единственным слабым источником света здесь были крошечные слуховые оконца, проделанные с обеих сторон крыши, но они были такие пыльные и грязные, что свет просачивался сквозь них неохотно, как вода сквозь засорившийся фильтр. Вообще, все здесь было покрыто таким толстым слоем слежавшейся пыли, что ноги тонули в ней, как в прибрежной тине. Ясно было, что никто не убирался на этом чердаке со дня постройки дома, и пахло здесь многолетней пылью и запустением.
Леня хотел было развернуться и уйти, решив, что Аскольд вряд ли прячется в таком непривлекательном месте, но вдруг в дальнем конце чердака ему почудилось какое-то движение. Там мелькнуло что-то черное с белым, и Маркиз кинулся вперед, призывно крича:
– Аскольдик, Аскольдушка! Не убегай, это я, твой хозяин!
Пу И у него под мышкой тоже заволновался, он тоненько поскуливал и перебирал лапами, думая, что тем самым ускоряет передвижение.
Быстро бежать не получалось, потому что пол представлял собой пересечение толстых балок, покрытых пылью, и запросто можно было споткнуться об одну из них и сломать ногу. К тому же неженка Пу И расчихался от пыли.
Леня пробежал мимо нескольких слуховых окошек и наконец приблизился к тому месту, где заметил движение.
Он разочарованно вздохнул: оказалось, тот, кого издали он принял за Аскольда, был всего лишь случайно залетевшим на чердак голубем. При появлении Маркиза голубь вспорхнул и улетел в дальний конец чердака.
Маркиз остановился и перевел дыхание. Если бы здесь был Аскольд, голубь не чувствовал бы себя так вольготно, а, скорее всего, уже валялся бы со свернутой шеей: Аскольд был, как-никак, прирожденный охотник и не упустил бы столь привлекательную дичь.
– Придется возвращаться, – проговорил Леня вполголоса, обращаясь к Пу И. Песик еще раз негромко чихнул, выражая согласие. Его выпуклые глазки как бы говорили хозяину: конечно, ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится, но смерть несчастного чихуа-хуа, не выдержавшего тягот и лишений, которым он подвергся, будет на твоей совести.