«Жаль», — подумала Анна-Мария. Свен-Эрик был прекрасным мужчиной. Мог бы стать замечательным мужем какой-нибудь женщине и прекрасным хозяином любому животному. Они с Анной-Марией работали слаженно, но им никогда не пришло бы в голову общаться в свободное время. И сказывалась не только разница в возрасте. Просто у них было мало общего. Если они сталкивались в городе или в магазине в свободное от работы время, разговор как-то не клеился. На работе же они легко общались и прекрасно чувствовали себя в компании друг друга.
Свен-Эрик посмотрел на Анну-Марию. Она была совсем маленькая, не больше полутора метров ростом, и почти терялась в большом комбинезоне. Светлые длинные волосы расплющены шапочкой. Похоже, ее это нисколько не заботило. Она не из тех, для кого макияж и прическа важнее всего. Да у нее, наверное, и времени на такое нет. Четверо детей и муж, который довольно мало помогает по дому. Вообще-то Роберт неплохой мужик, и, кажется, у них с Анной-Марией все хорошо, просто он какой-то заторможенный. Хотя много ли он сам занимался домом, когда они с Йордис были вместе? Деталей он не помнил, но позднее, когда он начал жить один, приготовление пищи оказалось для него проблемой.
— Ну так что? — спросила Анна-Мария. — Давай побродим среди других будок, пока остальные займутся деревней и туристической станцией?
Свен-Эрик ухмыльнулся.
— Пожалуй. Тем более что субботний вечер все равно испорчен.
На самом деле вечер испорчен не был. Чем бы он занимался, не будь здесь? Посмотрел телевизор или сходил с соседом в баню? Каждые выходные одно и то же.
— Вот именно, — сказала Анна-Мария и застегнула «молнию» на своем комбинезоне.
На самом деле женщина так не думала. Для нее это вовсе не был испорченный субботний вечер. Настоящий рыцарь не может без конца сидеть дома, в лоне семьи, иначе он просто сойдет с ума. Ему надо выйти на простор и вытащить свой меч. Чтобы потом усталым и пресыщенным приключениями вернуться домой к семье, которая наверняка побросала коробки из-под пиццы и пластиковые бутылки на столике в гостиной, однако какая, в сущности, разница? Вот это настоящая жизнь: стучаться в чужие двери в темноте на замерзшем озере.
— Надеюсь, что у нее не было детей, — проговорила Анна-Мария, прежде чем они снова вышли навстречу шторму.
Свен-Эрик ничего не ответил. Ему стало стыдно. О детях он даже не подумал. У него возникла лишь одна мысль — надеялся, что у нее не было кошки, которая сидит теперь, запертая в квартире, и напрасно ждет свою хозяйку.
Ноябрь 2003 года
Ребекка Мартинссон выписалась из психиатрической клиники больницы Св. Йёрана. Она едет на поезде в Кируну. И вот уже сидит в такси перед домом своей бабушки в Курравааре.
После смерти бабушки дом принадлежит Ребекке и дяде Аффе. Это серый панельный дом у реки: истертый линолеумный пол, пятна влаги на стенах.
Раньше от него пахло старым домом и человеческим жильем. В нем постоянно ощущались запахи мокрых резиновых сапог, хлева, еды и пирогов. Привычный запах бабушки. И папин тоже — в те времена. Теперь в доме царит запах заброшенности. Подвал забит стекловолоконной ватой, чтобы удерживать влагу, идущую от земли.
Шофер такси заносит ее чемодан. Спрашивает, куда его — на верхний или нижний этаж?
— Наверх, — отвечает она.
Ребекка с бабушкой жила на втором этаже.
Папа жил в комнате на первом. Вся мебель стоит там на своих местах, застыв в безвременном сне под большими белыми простынями. Жена дяди Аффе Инга-Бритт использует первый этаж как склад ненужных вещей. Здесь появляется все больше и больше коробок с одеждой и книгами, стоят старые стулья, которые Инга-Бритт купила по дешевке и собирается когда-нибудь отреставрировать. Папина мебель под простынями отступает все дальше и дальше к стенам.
Впрочем, какая разница, что комната на первом этаже выглядит уже не так, как раньше? Для Ребекки она остается неизменной.
Папы уже много лет нет в живых, но, едва переступив порог, она видит его сидящим на деревянном диванчике на кухне. Бабушка послала Ребекку позвать его завтракать. Он услышал ее шаги по лестнице и поспешно сел. На нем клетчатая фланелевая рубашка и синий джемпер «Хелли-Хансен». Голубые рабочие брюки заправлены в толстые носки с высокой резинкой, которые связала бабушка. Глаза немного опухшие. Увидев Ребекку, он проводит рукой по щетине и улыбается.
Сейчас она понимает многое, чего не понимала тогда. Или уже тогда понимала? Это поглаживание рукой по щетине — сейчас она видит, что это жест смущения. Неужели ее волнует, что он не побрит, что он спал в одежде? Ни капельки. Он красив, так красив!