— Папа, но как же так? Как так можно? Мы же все-таки не простые студенты! У нас же большинство из правящих домов! А вы сортиры, судна!
— Знаешь, Нора, помолчи. Не падай в моих глазах еще ниже. Руки-ноги у тебя целы, так что можешь ими поработать, не боясь запачкать! Раньше многие дворянки добровольно шли за ранеными ухаживать, не гнушаясь, считали это своим долгом. А вы провинились. Так что молчите и работайте, или, может, попросить Геллерта вас лет на 10 в тюрьму отправить? Так это я сейчас, схожу и переговорю. Только там тоже не просто так сидят, там тоже работают, шьют, приборы собирают. И еще наказания — карцер, да и телесные практикуют, публичные, между прочим! Устроить?
— Папа, ты что? Это все этот противный Гелл придумал, да? Чтобы нас унизить? Терпеть его не могу!
Эльриан внимательно посмотрел на дочь. Интересно! К чему такая неприязнь? С чего? Они же почти не встречались! Вслух же сказал:
— Не противный Гелл, а его Величество Геллерт II. Равный нам по происхождению и по положению монарх. Вполне, между прочим, может претендовать на твою руку. Нормализует ситуацию на планете, а мы поможем, побыстрее, вот и наследником озаботится! Так что вполне, вполне!
— Папа! Ты что! Он вон референдум собрался проводить! Республику хочет сделать!
— Тебе не кажется, что это уже знакомо. Кое-кто тоже парламент хотел на своей планете ввести, только его быстро от таких мыслей излечили. Увлечение демократией, этим многие переболевают, особенно после такого правления, как у Каруса. Ничего, излечится. Я бы больше опасался, что он слишком авторитарным правителем станет! Так что Джон ему хороший противовес.
— Папа, но ты же не серьезно?
— Ты же сама хотела порядок на Обене навести, так лучше с взрослым, серьезным человеком, чем с этм мальчиком, Габриэлем. Ты сама с ним через полгода заскучаешь, через год взвоешь, через два любовника заведешь. Жалко мальчишку!
— Я этого Гелла терпеть не могу! Можно сказать, что это из-за него, из-за его пренебрежения в эту авантюру ввязалась, хотелось нос утереть! Да, все из-за него!
— Ого, — со смехом произнес император, — сколько экспрессии! Ну, нос вы ему слегка утерли, не смогли же его хваленые ветераны вашу слежку обнаружить! А тебе посоветую разобраться в своих чувствах, отчего такая ненависть к почти незнакомому человеку. Вон, Миранда, истинная внучка Виттории, чуть не прыгает от восторга, что Геллерт королем оказался!
— Какого черта! Вообще-то он ей нравился, даже тогда, когда мы его лысым считали!
— Не понял, почему лысым?
— Ну он эту бандану постоянно носил, вот и решили, что лысину прикрывает. До седины не додумались, хотя я уже знала про эту особенность Гродтонов, еще когда выясняла, кто Габриэль.
— Так что смотри, дочь, у тебя сейчас преимущество, как бы с Мирандой не разругались!
— Ну, она-то знает, что я его терпеть не могу!
— Смотри, женское сердце неисповедимо, а душа — потемки, нам не хотелось бы с Паваной ссориться!
На этой не понятной фразе разговор был окончен, не внеся в душу девушки ни грамма покоя. Так как завтра Норе надо было выходить на работу, то она легла спать пораньше, но сон не шел. Промучившись до двух часов ночи, она сдалась и выпила тридцать капель растительного успокаивающего сбора, и только после этого заснула. Спала плохо, снилась какая-то чушь, в которой она убегала от кого-то страшного, и, что бы спастись, ей нужно было добраться до кабинета Гелла, а у двери стояла Миранда и ее отталкивала, В конце концов, подружка столкнула ее в какой-то пролет и она полетела прямо в пасть чудищу. И проснулась с воплем. Хорошо, звукоизоляция была на уровне, никого не разбудила. Так что к завтраку вышла злая и не выспавшаяся, да еще пришлось ненавистную рожу новоявленного короля созерцать. К тому же не обращающего на нее никакого внимания, а увлеченно обсуждающего с отцом, в какую провинцию отправлять зерно в первую очередь и как уберечь элитный скот от соблазна пустить его под нож и наесться! Нашли важную тему! В конце завтрака, видимо, сочтя надутую физиономию дочери вызванной необходимостью отправиться отбывать наказание, предложил ее подвезти до госпиталя, только посоветовал одеться поскромнее — довольно кокетливое утреннее платье, надетое специально, что бы некоторые не воображали, что она страдает, совсем не подходило для госпиталя. Пришлось одеться во что-то темное. И зря. В госпитале их, вместо с Миирандой принял главный врач, поблагодарил за решение помочь ухаживать за ранеными, ни слова не обмолвившись о наказании. Передал старшей сестре, пожилой женщине с добрым лицом, которая сначала повела девушек переодеться, выделила им шкафчики, потом развела по отделениям, причем Миранде досталось отделение ранений живота, а Элеоноре — торакальная хирургия. Посетовала, что госпиталь у них старенький, давно не ремонтировался, многое устарело, часть сломалась так, что даже местные умельцы починить не смогли, поэтому многое приходится делать руками. Вот она и не определила их в нейрохирургическое отделение, или в травму, где ворочать больных с тяжелыми аппаратами, или полностью парализованных им было бы не под силу. Немного удивившись, что в госпитале никто не знает о том, что они отбывают наказание, Элеонора приступила к знакомству со своим рабочим местом. Полный мрак! Оборудование даже не прошлого века, прошлого тысячелетия! Никакой механизации! Что бы изменить положение койки, надо было крутить какие-то рукоятки, которые постоянно заедали, вода — только в санузлах, в палате даже раковины не было, Таскать утки и судна приходилось через весь коридор, в санитарную комнату, и мыть вручную, ершиком! Вручную мыли и полы, тряпкой и шваброй, Особенно плохо приходилось, когда больные от слабости или неловкости разливали нехитрые приспособления для отправления своих нужд. Приходилось свою брезгливость заталкивать подальше и замывать, перестилать, переодевать. Палата на 15–20 человек, некоторые день, как после операции, некоторые уже ходят, все в повязках, но все равно старались помочь молоденькой санитарке, чем могли. На обед пригласили в общую столовую, еда была такой, что Элеонора думала, что ее тут же вырвет. Она ничего не могла съесть, так, поковыряла в тарелке, бросила, однако заметила голодный взгляд медсестры, совсем молоденькой, какой- то прозрачной девушки, и пододвинула тарелку ей. Та съела суп с жадностью, тихо объяснив, что второе, какую-то котлету и кашу, она потихоньку относит домой, хоть это и не разрешают, но дома старенькая бабушка и младшие брат с сестренкой, и часто это их единственная еда. Нора сходила, взяла второе, и тоже отдала медсестре, под ее горячую благодарность и благословление. Бедность, нищета, голод народа поразили девушку, привыкшую к богатой Эллане, на которой нищих не было, а если и встречались оборванцы, так их презирали, как лодырей, которые не хотят работать. Медсестра у них, не в центральном, в провинциальном госпитале не только могла позволить себе летом вывезти детей на курорт, но и слетать в отпуск на другую планету! В общем, вернулась она после смены такая вымотанная, голодная, не чувствуя рук ног, что не сдержалась и за ужином вывалила на своих сотрапезников все, что она думает о медицине на Обене. Геллерт молча выслушал и задумался.