Лучше бы он не касался этого. Самое больное ее место.
В понедельник муж пришел рано, и Лена решила, что теперь-то он будет больше уделять ей внимания. Куда там! Во вторник Глеб вернулся домой за полночь, в среду - еще позже. Словом, опять забыл о жене. Диссертация перевесила супружеский долг.
Ох уж эта диссертация! Третий год пошел аспирантуре Глеба. Как он выразился, впереди - финишная прямая.
Он целыми днями пропадал в библиотеках, да еще засиживался в архиве.
Вчера у нее терпение кончилось. Когда Глеб заявился без четверти два, она закатила ему скандал: библиотеки уже давно закрылись...
- У патрона был, - невозмутимо сказал Глеб, выслушав ее упреки.
Патроном он называл доцента кафедры Михаила Емельяновича Старостина, своего научного руководителя.
Муж, отказавшись даже от чашки чая, сразу направился в спальню. А она весь вечер ждала, приготовив его любимые (единственное желанное для Глеба) пирожки с капустой и яйцами.
- Неужели ты не мог хотя бы позвонить? - хрустя пальцами, увещевала Лена супруга, когда он, усталый и равнодушный, скидывал одежду. - Ведь у Михаила Емельяновича телефон.
Глеб, не удосужив ее ответом, свалился в постель, отвернулся и накрыл голову одеялом. Ей стало до того тоскливо и обидно, что она разревелась. И уже не помнила, что говорила мужу. Умоляла сказать правду, если разлюбил, нечего обманывать себя и ее. Цепляться за него она не станет.
Глеб вдруг всхрапнул. Лена думала - притворяется. Но нет. Он действительно спал. Она пошла на кухню, сварила крепкий кофе и до утра размышляла о том, что семья рушится, если уже не рухнула совсем, и не диссертация является причиной его поздних возвращений, а наверняка женщина, и, может быть, не одна.
Лена пыталась отнестись к своему открытию спокойно, философски. Но...
Как можно думать о таких вещах отвлеченно, если она любит Глеба! Любила!
Лена пила кофе, страдала, ела пирожки (такая привычка: когда худо на душе, она ела еще больше) и дождалась на кухне холодного синего рассвета. Уехала на работу с опустошенным, израненным сердцем, тщетно попытавшись скрыть косметикой темные впадины под глазами.
Слава богу, предаваться своим паническим мыслям не было времени - на комбинате приближался срок сдачи новой технологической линии. И, как это всегда бывает в предпусковые дни, обнаруживались неполадки за неполадками. Никто из инженеров не пошел даже на обеденный перерыв. И только в автобусе по дороге домой в душе с новой силой вспыхнула тоска и боль. Опять пустая квартира, запах одиночества...
Лена толкнула дверь на кухню, щелкнула выключателем. Мягкий свет абажура осветил стол, на котором лежала какая-то бумажка. Лена взяла ее в руки.
Два билета во Дворец спорта. Первый ряд. На завтра.
Она повертела билеты в руках, удивляясь, чего это Глеба потянуло на спортивные соревнования. И тут зазвонил телефон. Аппараты стояли во всех помещениях - блажь мужа. Лена взяла трубку.
- Фери! - раздался чуть загадочный голос Глеба. - Ты довольна?
- Устала... - попыталась проявить строгость и независимость Лена, но на самом деле волна спокойствия и радости уже поднималась к горлу. - Что мы не видели во Дворце спорта?
- Вот те на! - искренне удивились на том конце провода. - Юрий Антонов!
- Да ну? - невольно вырвалось у Лены.
Весь город только и говорил о гастролях популярного эстрадного певца. Девчонки на комбинате умрут от зависти. Всего два концерта! Спекулянты, как она слышала, взвинтили цены до двадцати рублей за билет. Да и за такие деньги трудно достать.
- Глебушка, милый, - заворковала Лена, начисто забыв о всех обидах, которые ей пришлось вынести в последнее время. - Я безумно рада! Антонов! Да еще первый ряд!..
- И будешь ты царицей мира, - весело пропел в трубку Глеб, - подруга верная моя.
- А мой неверный опять сегодня?.. - не удержалась Лена.
- Это почему же неверный? - обиделся Глеб.
- Не цепляйся к словам. - Лена уже пожалела о сказанном. Задержишься?
- Фери, ты даже не представляешь, что у меня в руках! - восторженно произнес муж.
- Какой-нибудь раритет? - спросила Лена, зная увлеченность мужа.
- Не раритет, но... В общем, я у Арсения Карловича. Дай бог управиться до трех часов. Не сердись и не хмурь бровей.
- Ладно уж. Ты на машине?
- Разумеется.
- Глеб, умоляю, осторожнее. Жуткая гололедица.
- Двадцать кэмэ в час, не больше! - пообещал Глеб и положил трубку.
Лена подошла к окну. Снег, холодный, искрящийся, кружил и кружил, тихо шелестел о стекло и напоминал о том, как неуютно там, на дворе.
- Эгоистка! - сказала Лена своему отражению в окне.
Она представила мужа в огромной квартире у старого, всеми уважаемого в городе библиомана Арсения Карловича Воловика, заставленной (даже на кухне!) шкафами с редчайшими книгами.
Значит, муж действительно занят делом. Как она могла подумать?
Устыдившись своих подозрений, Лена открыла холодильник.
Но есть не хотелось. Душа ее тихо ликовала.
Весь следующий день Лена провела на работе в каком-то розовом тумане. Неувязки с новой линией словно бы и не трогали. Даже когда их распекал главный инженер, Лена думала о том, что ожидает ее вечером. Конечно же она не удержалась и раззвонила сослуживцам о походе с мужем на Антонова. Девчонки завидовали, и это было Лене - как маслом по сердцу. Вот только Вера Сухотина... Нет, она тоже радовалась за Лену, но нельзя ощущать свое счастье до конца, если рядом обделенный человек. А Вере Лена сочувствовала глубоко и искренне. Деваха хоть куда - красивая, стройная и неглупая. Но не дай бог кому мыкать горе, как она! Всего двадцать четыре года, а уже вдова при живом муже. Прожили они полтора года. Он пил беспробудно, спустил все, что было в доме, и в один прекрасный день ушел. Вера вздохнула было с некоторым облегчением, но... Ребенок, девочка... Дефективная (по мнению врачей, из-за алкоголика-отца), в пять лет она в своем развитии оставалась на уровне годовалого дитя. И никакой надежды на выздоровление! Вот этот ужас безнадежности так и поселился навсегда в чудных голубых глазах Веры.
"Господи! - думала Лена, глядя на Сухотину. - А я еще жаловалась на свою жизнь! Подумаешь, Глеб весь отдается диссертации. Так ведь временно! Стремится выбиться в люди не только для себя, но и для меня".