- Поборемся, Лодочник?
- Письмо? - спрыгнув на берег, Грек положил шест, как барьер, перед собой и требовательно посмотрел на сталкера.
Тот передал исписанный лист бумаги. Лодочник убрал письмо в конверт, подоткнул под шест. Потом встал ровно, расправил плечи:
- Держи его крепче, Док!
Болотный Доктор вцепился в пациента:
- Я готов.
Глаза Грека налились ярко-голубым радиактивным блеском. Он открыл рот и вдохнул полной грудью. Сталкера потащило к шесту. Болотный Доктор что есть силы уперся, напрягся, но пациента не отпустил. Лодочник вдохнул еще, клиента притянуло ближе, на его груди вскрылась длинная рваная рана. Доктор собрал все силы и рванул пациента на себя, понемногу отступая от шеста.
- В другой раз, Грек.
Голубой огонь в глазах лодочника погас, он поднял и вернул письмо сталкеру. Доктор не всегда побеждал в этом странном турнире, и тогда
почтовый ящик пополнялся новым конвертом.
- А вы что встали? Лодка ждет, - Грек взялся за шест. -До встречи , Док.
Подъеденный временем катер, наполненный пассажирами, плавно отошел от берега.
Утро началось как обычно - с почты. В этот раз конверты никак не влезали в ящик - тот был переполнен. Грек достал из рюкзака адресный справочник и вычеркнул почтовое отделение. Выбрал по списку ближайшую почту и уверенно зашагал по улице. Марта как всегда побежала впереди.
- Ты здорово подросла, собака! - хозяин наблюдал, как сильная зверюга огромными прыжками несется по улице.
Рядом ватага мальчишек, перешучиваясь, спешила в школу, мамашки тянули еще сонную ребятню в детские сады. А завтра выходной: заработают аттракционы, в ДК наверняка будет концерт, зазвенят стаканы в аппаратах с газировкой.
Грек любил выходные дни. Он ходил среди отдыхающих, радовался улыбкам, молодости, надеждам и мечтам в глазах жителей. Такой город нравился ему намного больше того одичалого запустения, которым его встретила Припять в первый день.
Как первый раз добирался до Припяти, Грек помнил плохо, чередой механических шагов, навязанных чужой волей. Иногда он падал обессиленный, жадно пил воду из мутных луж, проваливался в забытье, но продолжал идти. Дозиметр верещал истерично, и, в конце концов, военный на ходу зашвырнул его куда-то. Следом избавился от рации, автомата, хотел скинуть бронежилет, но чужая воля удержала руки от этого поступка. Когда на горизонте проступили очертания города, к Греку начал возвращаться контроль над телом. Но он не стал пытаться повернуть обратно - просто сгинул бы на обратном пути в какой-нибудь аномалии или жадной пасти мутанта - а продолжил идти, уже по собственной воле.
С каждым шагом все больше наваливалась усталость. Еле волоча ноги, Грек добрел до ближайших руин, вытряхнул из рюкзака паёк, кое-как пожевал безвкусные галеты и, облокотившись на груду битых кирпичей, уснул.
От осторожных прикосновений чего-то мокрого к рукам и лицу он проснулся. Поджав хвост, на пришельца смотрела серая с черными подпалинами собака. Чуть наклонив голову набок, она терпеливо выжидала, что он предпримет.
Грек осторожным движением вытянул из рюкзака остатки галет. Почему-то подумалось, что это та самая собака, из детства. Марта. Хотя и масть другая. Но взгляд...
Псина недоверчиво задвигала носом, подошла ближе и быстрым движением подхватила с ладони предложенное угощение. Отбежала в сторону и набросилась на еду. За ней тянулся длинный кусок ржавой цепи. Цепь... Мать пристегнула её тогда цепью к перрону, чтобы собака не бежала вслед за поездом.
Грек стер грязной ладонью внезапную слезу.
- Эй, собака! Пойдешь со мной? - та подняла голову. - Я назову тебя Марта. Ты не против?
Собака, как бы соглашаясь с новым именем, подбежала, лизнула небритую щеку хозяина.
Весь день Грек бродил по пустому городу. Заглядывал в разбитые витрины магазинов, отдыхал на широких ступенях административных зданий. По пути встретился обветшалый киоск. Раскидав труху старых газет и журналов, Грек нашел выцветшую карту города с адресным указателем. Положил в рюкзак. Поднявшись на крышу одного из домов, он остановился, пораженный открывшимся видом.
Сквозь кроны деревьев угадывались линии широких проспектов и улиц, выстроенные друг за другом коробки жилых домов подслеповато щурились пустыми окнами. Увиденное никак не вязалось с многолюдным молодым городом, в котором родился Сергей. Ему исполнилось шесть лет, когда случилась первая авария на ЧАЭС. Он помнил, как все бежали, бросая дома и имущество, как он плакал и злился на мать, потому что она не разрешила взять с собой любимые игрушки и отличный перочинный ножик, подаренный отцом на день рождения.