— Нет! — воскликнул он. — Нет… это невозможно!.. Этот ребенок ни в чем не виноват!..
Он побежал в соседнюю комнату и положил молодую девушку на ее постель. Страшно взволнованный, Бальтазар последовал за ним; г. Трикамп, все так же улыбаясь, собирался пойти вслед за ним, когда один из агентов потянул его слегка за рукав…
— С вашего позволения, г. Трикамп, у нас уже есть небольшое сведение об этой молодой девушке.
— Что же это за сведение? — шепотом сказал г. Трикамп.
— Пока мой товарищ сторожил на улице, живущий напротив булочник рассказал ему, что сегодня вечером, незадолго до страшного удара грома, он увидал госпожу Христиану в выходящем на улицу окне большой комнаты. Она сунула какой-то пакет человеку в пальто и в большой шляпе…
— Пакет, — живо сказал Трикамп, — хорошо, превосходно!.. Запишите имя свидетеля и продолжайте наблюдать за входами в дом, но прежде всего отыщите мне экономку… она спит во втором этаже…
Агенты ушли, и г. Трикамп вошел в комнату Христианы.
Христиана лежала на постели все еще в обмороке, несмотря на все старания Корнелиуса привести ее в чувство. Даже и не взглянув на нее, г. Трикамп осмотрел комнату и, прежде всего, обратил свое внимание на отверстие из комнаты Бальтазара и на то, что обои с этой стороны были так же тщательно отделены, как и в той комнате. Он поставил стул на комод и, размерив расстояние, убедился, что с помощью этой импровизированной лестницы было очень легко влезть в отверстие.
По прошествии нескольких минут, посвящённых исследованию самого комода, он с улыбкой на губах вернулся к Бальтазару…
— В конце концов, — сказал тот, печально глядя на неподвижно лежащую похолодевшую девушку, — что нам доказывает, что это она совершила воровство?
— А вот что, — отвечал г. Трикамп, положив ему на руку одну из сорванных с медальона черных жемчужин…
— Где вы нашли ее? — спросил Бальтазар.
— Вот там, — отвечал полицейский.
Он указал на один из ящиков комода, сплошь наполненный вещами Христианы и нечаянно оставленный открытым.
Бальтазар бросился к комоду, перетряся все платья, все белье, перевернул все вверх дном и в этом ящике и в остальных, но напрасно… Медальона там не было. Он осмотрелся кругом; этот комод, постель и стол без ящика составляли всю меблировку комнаты Христианы. Ни сундуков, ни шкафов, ничего такого, куда можно было бы спрятать украденные вещи.
Тем временем молодая девушка пришла в себя. Она открыла глаза, обвела ими всех присутствовавших, а потом, вспомнив обо всем, она отвернулась к стене и, уткнувшись в подушки, горько зарыдала.
— А! — пробормотал г. Трикамп, — слезы… она сейчас сознается.
Он тихо наклонился к ней и самым кротким голосом сказал:
— Дитя мое, послушайтесь доброго движения вашего сердца!.. Признайтесь, что вы поддались искушению… Да, Боже ты мой! Нельзя же быть совершенством!.. А мы отнесемся к вам со всем уважением, которое заслуживает такая очаровательная девица… Так мы стало быть немного кокетливы… не правда ли?… Мы хотели прифрантиться?… Мы хотели кому-нибудь понравиться?..
— Да что вы говорите? — сказал Корнелиус…
— Тсс! Молодой человек, — возразил вполголоса Трикамп, — будьте уверены, что у нее есть сообщник.
И снова наклонившись к Христиане:
— Не правда ли, ведь это вы?..
— Ах, лучше убейте меня, — воскликнула, вдруг приподнявшись, Христиана, — но не повторяйте этого!
Возражение было так энергично, что г. Трикамп так и отскочил.
— Милостивый государь, — сказал ему Бальтазар, — будьте так добры оставить нас одних с нею, ваше присутствие действует на нее возбуждающим образом, без вас мы лучше поладим.
Г. Трикамп поклонился в знак согласия.
— Как вам будет угодно, но не доверяйтесь ей. Какая плутовка!
И он вышел.
VII.
Корнелиус резко захлопнул за ним дверь; затем оба молодые человека осторожно приблизились к Христиане, которая сидела на постели, неподвижно уставившись главами в пространство. Она не плакала, но дрожала всем телом, как в лихорадке.
— Христиана, дитя мое, — сказал Бальтазар, пытаясь взять ее за руку, которою она впилась в одеяло, — мы теперь одни, вокруг тебя только твои друзья… Теперь ты скажешь?
— Я не хочу здесь оставаться, — сказала Христиана хриплым голосом, — я хочу уйти… пустите меня!..
Корнелиус кротко заставил ее снова сесть:
— Вы не можете уйти, Христиана, вы не можете сделать этого, не ответив нам.
— Скажи нам правду, — снова начал Бальтазар, — я прошу тебя, Христиана, всю правду, дитя мое… Тебе ничего не сделают… я честью клянусь тебе в этом… Я тебе все прощу и никто не узнает об этом… клянусь тебе, Христиана… Богом клянусь!.. Разве ты не слышишь меня?..